Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг

Я перестал отступать на два-три шага каждый его удар, упёрся ступнями в горячую землю, и отвёл следующий десяток атак так, как он меня только что сам научил: где быстрым щелчком по древку возле наконечника, где закручивая своё копьё вокруг его, где грубым, размашистым всё сметающим отбивом. Выходило грубо, нелепо, не всегда удачно. Но выходило. И теперь, пятясь по высыхающей траве, отступал Калги. Хотя я и обзавёлся ещё четырьмя ранами., расплатившись за уроки. А затем я повторил ту его атаку, что стала самой опасной для меня за всю предыдущую схватку. Начал атаку уколом сверху в руку,шагнул ещё раз, и перевёл её в секущий снизу вверх.

Калги купился на обман, начав уводить руку назад, вместо очередного отступления. А поняв ошибку, успел лишь дёрнуть своё копьё, пытаясь отбить мой удар. Но не успел. Я почувствовал только небольшое содрогание, прошедшее от острия по древку к рукам, а противник уже падал на землю. Морщась от кровавого результата своего удара, я сделал ещё два шага и пробил копьём горло, обрывая мучения охранника с разрубленным лицом.

— Кто ты такой? — Вират сидел на передке фургона, губы его побелели и дрожали.

— Старик, говорят, годы назад, ты был девятой звездой, — у меня тоже были вопросы. — Возьмешь, хотя бы сейчас, в руки оружие? Попытаешься выиграть жизнь?

— Жизнь? Кто ты такой? Что тебе от меня нужно! — старик попытался забраться в фургон, но от волнения не смог развязать шнуровку на створе и лишь дёргал её, не в силах даже порвать. Да, девятой звездой он был очень давно.

— Ответы. Мне нужны ответы, — я дёрнул старика за одежду, сбрасывая его на землю.

— И что? Ты их получишь и уйдешь, оставив меня в живых? — торговец захохотал, захлебываясь всхлипами.

— Нет, конечно, старик. Но знаешь, когда мой отец лежал и умирал, то сын твоего компаньона, — я остановился и уставился в глаза старику. — Это так правильно называется? Я про Кардо.

— Дда, — выдавил из себя торговец, перестав смеяться и снова начиная дрожать под моим взглядом.

— Так вот, его сын понял, что отныне я беззащитен, и показал мне всю полноту своей ненависти. И одной из его первых шуток надо мной была история про то, что муравьи делают с мясом, брошенным на их дом. Только в его шутке место мяса занимал я, — я остановился и достал нож. — Знаешь, уткнувшись носом в муравейник, я слушал, как сын Кардо бахвалился надо мной, что стоит пару раз чиркнуть ножом, и руки с ногами становятся бесполезными. А муравьи бывают очень недовольны не прошенным гостям. Ты ведь видел большой муравейник пять минут назад? Вы его ещё так старательно объехали?

К счастью, старик сдался быстро. К счастью, потому, что мне не пришлось выяснять границы своей ненависти. Узнавать хватило бы её на то, чтобы воплотить в жизнь свои угрозы. На моих руках осталась только кровь мести за отца. Да, зелье действительно было совсем не то.

— Мусор!

Обычно, после приготовления ужина, я сидел во дворике под навесом, который соорудил после истории с Чёрным грибом. Пусть я и наглотался вкусного запаха от тушёного мясного корня с зеленью и настоящим, даже свежим мясом, для аромата, но есть хотелось страшно. Я снял пробу на соль и готовность, приглушив на время своё чувство голода. Но всё же это совсем не то. Для себя я отварил кусок мяса и тыквы. Мне крепко запали в память слова Орикола, которые он сказал, когда осматривал меня в проверке на Возвышение. «Как будто ел одно мясо».

Я проверил их и действительно, съедая здоровый кусок мяса утром и вечером, у меня оставалось достаточно сил, чтобы вести свою обычную жизнь. Дважды в день бегать к Чёрной и не только, сражаться со Зверями, работать со шкурами, делать домашнюю работу. И при этом оставаться худым как щепка и быть постоянно голодным. Сейчас на мне, не хуже, чем на Рикто, можно было увидеть все мышцы, которые тонкая кожа просто облепила. А тыкву я жрал через силу, давясь и только для того, чтобы обманутый желудок меньше урчал, прилипая к спине.

Да и дома я был один. Один есть не хочу, лучше потерпеть. Даже Лейла ещё не появилась. Теперь, с утра, после общих работ она уходила в помощь Страту, нашему гончару. Мама говорила, что те два ученика, что у него уже работали, ему совсем не нравились. Нет, мол, у них тяги к этому делу, да и руки грубоваты. Вот он и захотел взять себе нового ученика, совсем молодого, руки которого ещё не успели обзавестись мозолями. И выбрал Лейлу. Не знаю. Мне кажется, всё на самом деле не так просто, и мама наверняка чем-то подкупила Страта. Той же травой, которой у нас сейчас просто груда, забившая половину пещеры-приманки. А вечером сестра убегала играть с подружками, навёрстывая упущенное время, и возвращалась лишь чуть раньше мамы.