Я был уверен: Мелькор успел скрыться. Если бы его схватили — я бы почувствовал это. Я всей душой желал одного: чтобы он сумел уйти от преследователей!!!
А потом я понял, кто его преследует.
Оромэ.
Тот, кто учил меня когда-то.
И мир раскололся надвое.
…Наверное, и даже наверняка, он раскололся уже давно. Просто я не хотел замечать этого. Я хотел быть другом Мелькору и продолжать привычно говорить о Манвэ «Король», подразумевая «Мой Король». Я до последнего не хотел думать о том, что новая война неизбежна, и что должен буду выбирать, с кем я.
Я не хотел думать об этом, хотя отлично знал, что Манвэ не верит в раскаянье своего брата. Как знал и то, что Манвэ сам признал его Раскаявшимся.
Теперь — я оказался меж молотом и наковальней.
Быть с Мелькором! С моим единственным другом! — кричало всё во мне.
А потом я представил себе, что должен буду выйти против Оромэ. Или против его майар.
Или… или… нет же, этого не может быть!.. Или — против любимейшего ученика Оромэ.
Против Келегорма, сына Феанора.
Или против учеников Ауле — Карантира и Куруфина.
Или против ученика Ирмо — против Маглора.
И вот тогда я благословил Манвэ за эту ссылку. И тогда я сказал себе: война Мелькора — это не моя война.
Я ошибался, полагая, что у меня нет никого дороже друга.
Я не знаю, кем я дорожу сильнее — сыновьями или им.
И знать не хочу.
— Феанор, — тихо сказал Мелькор, и в голосе его не осталось и следа давешней жёсткости,— у меня действительно нет другого выхода. Мне жаль…
Помолчал, отвернувшись к окну, потом снова взглянул на нолдора — тем, особенным, теплым взглядом, который доводилось видеть лишь его близким друзьям.
— Я заключу мир с твоими сыновьями, я отдам им южные земли и не стану вмешиваться в их дела,— для Мелькора, который привык «вмешиваться» всегда и во всё, это был истинный подвиг.— И я позабочусь о том, чтобы ты мог следить за их жизнью.
Феанор молчал, кусая губы, потом заговорил, и его негромкий голос дрожал от напряжения:
— Мелькор, я прекрасно понимаю, что мне теперь нет выхода из Ангбанда. Но надо объяснить мальчишкам, что я жив. Только им; они сохранят эту тайну. Иначе… ты убил моего отца… молчи, сейчас речь не об этом!.. теперь мальчишки уверены, что ты убил меня… Они не остановятся, пока ни отомстят. А отомстить они…— Феанор не договорил.
То, чего он так пытался избегнуть, свершалось.
— Надо сказать им, что я жив.— Он почти просил.
— Они уже видели тебя мертвым. Они не поверят. Но даже если бы это было не так… Феанор, узнай твои сыновья, что ты в плену, неужели ты считаешь, что они не попытались бы спасти тебя любой ценой? А если сказать им правду — примут ли они её?
— Что ты сделал со мной… — в этих словах не осталось ни гнева, ни упрёка, была лишь обречённость.— Зачем было сохранять мне жизнь, если ты отнял то, что её составляло…
В тёмных глазах Ниэнны было почти обвинение.
— Брат, когда-то я спасла этому мальчику жизнь. Он дорог мне! Чего ты хочешь от Феанора, Мелькор?
Она боялась за своего воспитанника — боялась лишь потому, что я проявил к нему интерес. Она, та, что называла меня братом, не доверяла мне. Они все относились ко мне, как к волку, забравшемуся в овечий загон. Только, в отличие от волка, у меня не было выбора.
— Мелькор, ты желаешь ему блага. Но ты хоть на миг задумался, куда приведут его твои благие намерения?!
Ну, конечно! Что бы я ни делал, что бы ни говорил — от меня ждали зла. Ждали так жадно, так уверенно, что у меня то и дело появлялось желание дать им то, о чём они так мечтали — и Айнур, и Дети. Зачем же разочаровывать окружающих?
А Феанор… Феанор был первым — нет, единственным, который взглянул на меня без страха. С интересом. С симпатией.
Это было — как в той, прошлой жизни, в Эндорэ, когда я был окружён друзьями и сподвижниками, когда мы вместе обустраивали свои земли и понимали друг друга даже без осанвэ. Я уже почти забыл, как это — когда к тебе относятся без плохо замаскированной неприязни и подозрения.
— Феанор не будет скрывать вашей дружбы, Мелькор. И всё то, что несешь на себе ты, придётся нести и ему.
Я знал это. И знал то, что мне нужен — необходим! — союзник. Манвэ пользовался любым удобным случаем, чтобы напомнить, что судьба моих соратников в Эндорэ висит на волоске. Порой мне казалось, что он нарочно меня провоцирует в надежде, что я совершу ошибку. За каждым моим словом, за каждым шагом следили. Я чувствовал, что меня загоняют в угол — неторопливо, вдумчиво, аккуратно. Я словно шёл по лезвию ножа — и понимал, что вечно так продолжаться не может. Рано или поздно я сорвусь. Единственным выходом было — покинуть Аман прежде, чем это случится. Но я был слишком ослаблен заточением — вернись я тогда в Эндорэ, Валар легко уничтожили бы меня. А заодно и моих сторонников.
Читать дальше