Если бы я мог прорубиться к скале, чтобы закрыться хотя бы сзади!
Спина, кажется, уже стала сплошной раной. Не было никакой возможности дотянуться до Пламени, чтобы как-то восстановить силы, но это было уже и не нужно. Оказалось, что мощь можно черпать из гнева.
Гнев меня ослепил. Действительно ослепил — на меня накатила чернота. Такое со мной бывало редко, но когда случалось — потом говорили, что я совершал невозможное.
Раны я чувствовать перестал.
Руки и меч действовали помимо моего сознания.
Сыну Финвэ надо было учиться жить заново. Заново, потому что прежняя жизнь — оборвалась.
И не в тот час, когда он рухнул без сил, а чуть раньше — когда Мелькор приказал оставить его в живых.
Против друга воевать трудно. Против бывшего друга — легче лёгкого.
Против того, кто вторично спасает тебе жизнь,— невозможно.
Феанору надо было начинать всё заново.
А вот для других жизнь — продолжалась. Там, за стенами Ангбанда.
Там была война.
Война, кончившаяся для предводителей, но только начавшаяся для их войск.
Через несколько дней, едва придя в сознание, Феанор снова потребовал встречи с Мелькором.
Теперь он отлично знал, о чём им стоит говорить.
⁂
— Рассказывай.— Тон приказа был неуместен, но на другой Феанор был сейчас неспособен.— Рассказывай, что произошло за те дни, что я тут валялся.
Мелькор усмехнулся:
— О-о! Вижу, ты пошёл на поправку.
Глаза его, впрочем, оставались серьёзными.
— Я отправил Маэдросу твой «труп»,— жестко сказал Мелькор.— А заодно распорядился передать ему, что больше смертей не желаю и готов обсудить условия мира. Посланные должны вернуться завтра.
— Зачем ты это сделал?! — Феанор вскочил, забыв о ранах. Ему едва начало казаться, что прошлое хоть отчасти вернулось, что Мелькор снова может стать ему братом, как вдруг… зачем?! — Я что, сам не мог поговорить со своим сыном?! Мальчишки…— Феанор зажмурился в ужасе, представив себе, что будет с Маэдросом и прочими, едва они узнают о смерти отца, и в гневе нолдо закричал: — О каком мире можно говорить, если они назовут тебя моим убийцей?!
— Ляг,— в голосе Тёмного Валы послышалось раздражение.— Не то я прикажу привязать тебя к ложу до тех пор, пока ты не выздоровеешь или не научишься хоть какому-то подобию выдержки.
Дождался, пока нолдо уляжется, и продолжил чуть мягче:
— Судя по тому, что ты учинил с Белегаэром, Валар едва ли благословили тебя на поход в Эндорэ. И навряд ли утратили к тебе интерес с тех пор, как ты покинул Аман. У моего братца достаточно возможностей, чтобы наблюдать за Средиземьем. Он наверняка уже знает, что ты у меня и жив. Если ты выйдешь из Ангбанда, произойдёт именно то, чего ты так опасался в Валиноре. Напомнить?
Не дожидаясь ответа, Мелькор продолжил:
— Итак, в глазах Валар ты должен оставаться моим пленником. Им это выгодно — не нужно возиться с тобой самим. Рисковать, нападая на меня без крайней необходимости, они не решатся: Сильмарили достались мне, а не им.
Взгляд Тёмного Валы стал сочувственным:
— Если бы твои сыновья знали, что ты в плену, они не успокоились бы, пока не вызволили бы тебя, так ведь? А мне нужен мир. Твоё «тело» доставили им со всеми почестями. Кроме того, ты «погиб» в бою — так какие ко мне претензии? Нолдор плохо знают Эндорэ. У них нет приличных укреплений. Они неплохие воины, но их главной ударной силой был ты. Если у Маэдроса есть хоть капля здравого смысла, он не станет теперь со мною ссориться.
Мелькор ждал от Феанора ответа, но тот молчал: хлёсткий вопрос «Напомнить?» ожёг его сильнее бича балрога.
Напоминать было не нужно. Феанор помнил слишком хорошо, чего он опасался на самом деле…
Я удивился, услышав приговор. Всего лишь ссылка. Домашний арест. Пустяк.
Хотя заточением в Мандос Валар меня начали стращать с тех самых пор, когда впервые сказали мне о моём сходстве с Мелькором. Как я и полагал, они просто пугали меня.
Когда меня судили, я молчал. Из гордости — отчасти. Но была и другая причина: я мог сказать слишком много. Манвэ понимал это. Может быть, потому он и назначил столь малую кару.
Но когда он отдал приказ: «Мелькора — схватить!»,— я вздрогнул.
Потом был Форменос. Я не решался послать Мелькору осанвэ. Я не хотел знать, где он. Я боялся это знать — потому что меня мог допросить Ирмо. Мягким и нежным прикосновением к сознанию он бы вытянул из меня всё. Не знать было лучше.
Читать дальше