Мстислава Черная - Сбежать от стального короля

— Самец бежишь? — с любопытством спросила меня пожилая выдра, когда белые причалы Фиакетты скрылись за поворотом.

— Почему ты так подумала? — удивилась я, незаметно выдыхая, — ужасно боялась, что бритый гном, как в прошлый раз, возникнет на пирсе в момент отплытия. А плот — не пароход, и сдернуть меня с него гораздо проще.

— Ивасика много жить и все видеть, — антрацитовая бабулька неопределенно покрутила растопыренной ладонью возле своего уха и хитро улыбнулась. — Брачный игра догони жена — хороший игра. От плохой самец убегать, хороший поддаваться. Никто не обида.

— А разве не женщины у вас решают, какого мужчину выбрать? — вспомнила я про выдрячий матриархат.

— Женщина, — Ивасика утвердительно кивнула. — Так и решать. Быстро бегать-прыгать-плыть, самец и самка до брачный возраст сильно долго готовится-готовится-готовится. Потом самка поддаваться тот, который выбрать, а другой самец уже уметь шустро ловить еда для все.

Я засмеялась. Действительно, лучшего стимула для тренировки молодежи не придумать. Вон все племя какое поджарое, стройное, но при этом маленькие люди оказались ничуть не слабее больших. Парни их тяжести тягали так легко, что я только глазами при погрузке хлопала.

— Твоя многа тряпка удобно? — между тем спросила Ивасика, задумчиво жуя травинку и глядя, как последние признаки цивилизации скрываются за тростниковыми зарослями вдоль извилистой реки.

— Вообще неудобно, — согласилась я и села с ней рядом на край плота. — Но есть проблема. Как найти такую одежду, как у выдр, но чтобы на меня налезла, как не сгореть с непривычки на солнце — белая кожа его боится сильнее, чем черная. И как сделать, чтобы злые мухи не кусали.

Ивасика перевела на меня чуть насмешливые янтарные глаза и хмыкнула:

— Подарка я сплел для ты. Шарш и шурш, верх-низ, — она поочередно ткнула пальцем сначала мне в грудь, а потом ниже пояса. — Твоя одеть? Солнце и муха пугает трава, давить сок, мазать белы Фаи.

О как. То есть мне тут выдадут не только бикини, но еще и солнцезащитный крем с функциями антикусина. Живем!

— Да хоть сейчас! — я вскочила и пару секунд старалась удержать равновесие на закачавшемся плоту, а Ивасика, хихикая, ловила меня за ногу.

— Белы Фаи плот шатал, — радовалась она. — Многа ел, многа рос, река пугал, рыба убежал. Шалаш ходи, там шарш-шурш.

— Много ел, много ел, — ворча, я на четвереньках полезла в крошечный шалашик на корме плота. — И здесь про диету, ну что за попадалово, а?

Вот так и началось мое путешествие по великой ауриканской реке на плотах с выдрами. Наверное, впервые в этом мире меня отпустила тревога и постоянное желание бежать-бежать-бежать куда-то, что-то делать, предпринимать, улучшать, внедрять…

Оказалось, так здорово просто… жить. Плыть по узким протокам мимо потрясающей красоты пейзажей по берегам, учиться готовить рыбную похлебку в кожаном бурдюке над крохотным костерком, узнавать новые слова выдриного языка, собирать с девушками длинные пахучие стебли «мухасмерти» по берегам, натираться чуть пощипывающим зеленоватым соком, потом ловить мелких егозливых выдрят — подряд, кого успела из кучки малышни подцепить, того и натираешь, а оно верещит, смеется и брыкает крошечными ручками-ножками.

И настоящие выдрята тоже принимали участие во всех делах племени. Ко всему прочему домашние питомцы еще охраняли племя от внешних врагов — всегда предупреждали тревожным свистом, если в зарослях притаился местный полосатый недотигр или впереди по курсу мирно пыхтел на отмели упитанный флегматичный бегемот — один из самых опасных зверей как в земной Африке, так и в здешней Аурике.

Когда через несколько дней плоты из узких проток выбрались снова на большую реку, первыми неладное тоже заметили зверьки. И подняли дикий гвалт. Но выдры и сами уже поняли, что творится странное, зашумели и стали тормозить, упираясь шестами в дно.

Небольшой гномий пароход военной расцветки заходил на скопление плотиков с полудня, против солнца, и так, чтобы перекрыть нам путь вперёд.

Это еще что? Кто?! И…

О боже!

Эрвин:

Несмотря на уверения, что похитители везут Фаину в глубь континента, я с каждым часом становился всё мрачнее и мрачнее. Не верилось в счастливый исход. Вроде бы давил в себе даже тени сомнений, сам не понимал, откуда такой пессимизм взялся. Предчувствие чего-то дурного не отпускало. Поэтому, проснувшись, я после быстрого завтрака, как всегда, перебрался на палубу — до рези в глазах всматриваться в тростник, из которого должны появиться плоты дикарей. Четвёртый день уже стояли и ждали, бездействие угнетало.