— Отче, — усмехнулся парень, — грубая лесть человека не украшает, вы мне не раз говорили. Да и брать «на слабо» у меня уже возраст не тот.
— Это не лесть, — вздохнул священник. — Риск для «наживки» огромен, и будь только моя воля, я бы отправил кого-то из наших послушников. Но тропы судьбы легли так, что других способов захватить нечестивца я не вижу. Потому и пришёл просить тебя.
— Тогда чего же вы спрашиваете? — Харелт встал и махнул рукой в сторону двери. — Вы сами только что говорили — долг будет звать меня всю жизнь. А семья Хаттан всегда стояла на страже интересов Империи. Предлагаю времени не терять. Но сперва… — парень прополоскал вином рот и полил на руки. — А то ставки на меня делать удумали, — буркнул он себе под нос. — До хрипоты спорить будете, пил — или не пил.
Две недели спустя Харелт под именем дана Хекки сидел на званом обеде у бургомистра Торфинса — хотя обед больше напоминал небольшое торжество, после десерта обещали даже танцы. Торфинс городом был немалым, торговым, потому «солидных людей», жаждущих познакомиться и пообщаться со столичным гостем оказалось достаточно. Особенно почтенных матрон с дочками, слетевшихся как пчёлы на мёд, едва узнали, что гость не женат. Впрочем, ко второй перемене блюд ни девушки, ни внимание их родительниц Харелта не волновали, куда больше беспокойства доставляла ему собственная бородка, расчёсанная и завитая по последней моде. И также по последней столичной моде тщательно выкрашенная вместе с волосами в серебряный и синий цвета. Со всех сторон это было удачно, так как позволяло спрятать очень приметную рыжину — иначе хоть раз заночуешь в гостях, не успеешь после утреннего туалета спрятать бритвенный прибор, и всё инкогнито раскрыто. Но как же эта проклятая борода с непривычки чесалась! А ещё внимательно приходилось следить, чтобы случайно не макнуть её в соус и не испортить впечатление вычурного и изысканного мальчика из высшего света.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Харелт вслушался в болтовню сидящего рядом бургомистра. Тот как раз с печалью рассказывал о событиях в Тейне: мол, позор-то какой — священник поддержал самосуд над невинной девушкой. А до этого все на него чуть не молились, и совета чаще именно у него спрашивали, хотя главная церковь прихода в Торфинсе стоит. А ещё скандал, аж до столицы дошло. Харелт поддакнул — да, да, он вот тоже слышал. А мысленно добавил, что ещё бы ему не слышать. Было не исключено, что отец Райберт тоже являлся одной из целей сектантов — если в самом Торфинсе в церковь ходили больше для приличия, то яркие проповеди священника из Тейна собирали огромную толпу. Поэтому, как только стало известно о демонопоклонниках, отца Райберта немедленно вместе с семьёй спрятали в одной из резиденций Сберегающих, а по всей округе поползли слухи о суде. Причём разговоры и пересуды дошли даже до столицы, где ими и заинтересовался тот самый Хекки, который приехал «посмотреть, как жила настоящая ведьма».
Стенания бургомистра прервали поданный молочный поросёнок, следом обильный десерт… А затем начался бал, где гость из Турнейга снова оказался в центре внимания. Молодые девицы и местные «сливки общества» словно сговорились и все как один спрашивали о новостях моды и столичных веяниях — да так дотошно, что Харелт первый раз помянул добрым словом все те ненавистные мероприятия и салоны, по которым его таскала бывшая ненаглядная. Зато разнообразные «солидные граждане города» старательно зазывали парня в гости или приглашали посетить какое-нибудь мероприятие, где ему, конечно же, гарантировано самое почётное место — ведь отец дана Хекки служит лично лорду Хаттан, и сын обязательно займёт место родителя.
Харелт только отмахивался — батя крепок, слава Единому до необходимости работать самому ещё далеко. После чего подхватил большую пивную кружку, налил туда крепкого вина и провозгласил тост: «Пусть эта печальная доля настигает нас как можно позднее, чтобы мы успели насладиться всеми радостями жизни. И лишь когда всё надоест — находили смысл в скучных государственных делах». Со всех сторон послышались крики одобрения — и льстивые, и искренние. Особенно когда Харелт залпом выпил кружку до дна… мысленно содрогнувшись. Снадобье, которым снабдил его отец Энгюс, позволяло ради образа пить не пьянея, вот только похмелье от него было наутро куда сильнее естественного. Внезапно общий хор нарушил низкий грудной голос:
— Одумайтесь, бесстыдники! Заповедано вам, что в поте лица надобно хлеб добывать и только тогда ждёт вас награда небесная. А все земные развлечения и радость плоти — от ночных демонов!
Читать дальше