Джозеф Дилейни - Темный убийца [ЛП]

Боль от первых двух кольев была сильной, но третье ощущалось ещё острее. Я содрогнулся и забился в конвульсиях от боли, когда кол пробил моё левое бедро. Где-то рядом, кто-то плакал и кричал и звал свою мать.

Медленно я осознал, что это был я.

ТОМАС УОРД

Я СЛЫШАЛ, ЧТО в своей предсмертной агонии, особенно в битве, мужчины взывают к своим матерям.

Сейчас это был я — я просто не смог удержаться. Я также умолял сохранить жизнь, умолял о пощаде, скулил, плакал, кричал. Боль была невыносимой.

Кобалос смеялись надо мной, а Балкай плюнул в лицо.

— Ты теперь не такой храбрый, маленький человек, — сказал он. — Воин кобалос не будет кричать и умолять, как ты!

Они пронзили меня четвертым колом, пятым, а затем шестым. Я почти сошёл с ума от боли, криков и бреда.

— Мама! Мам! — позвал я в ночь. — Помоги мне! Помоги мне!

Сначала ответа не было. Я снова погрузился в темноту, и вдруг вернулся на кухню на Пивоваренную ферму, где меня воспитывали. Я сидел на табуретке у огня, и слышал, как кресло-качалка двигалось туда и сюда: мама была в дальнем углу, где лучи солнца не могли добраться до неё. Яркий свет ранил её глаза.

Я умираю, и вся моя жизнь мелькает передо мной? Я задумался. Было ли это видение того времени, когда, будучи двенадцатилетним мальчиком, я спросил маму, могу ли прекратить свое ученичество у Джона Грегори? Я был так одинок и нашёл работу такой трудной.

Я вспомнил ее ответ: «Ты седьмой сын седьмого сына, и это работа, для которой ты был рожден». Затем она сказала еще одну вещь: «Кто-то должен противостоять тьме. И ты единственный, кто может это сделать».

Поэтому, неохотно я вернулся и продолжил обучение, надеясь, что мама гордится мной. Я боролся с тьмой и одержал много побед, но это далось очень дорого. Много людей погибло — мой учитель, Билл Аркрайт и Дженни, если назвать только трёх. И теперь, привело к моему концу.

Я смотрел на маму, которая качалась в своём старом кресле. Она выглядела так же, как я помню — женщина, которая была лучшей акушеркой в округе и хорошей женой и матерью. Но когда наши взгляды пересеклись, я увидел что-то неумолимое и жестокое в её взгляде, и вспомнил её другую сторону.

Она была первой ламией, матерью их всех.

— Что ты хочешь от меня? — потребовала она. Её голос был холодным, и она перестала качаться, что всегда было плохим знаком.

Я вдруг понял, что не переживаю прошлое! Я был лицом к лицу с мамой. Она умерла, одержав победу над своим демоническим врагом Ордин, хотя с тех пор я однажды столкнулся с ней в чем-то, что, безусловно, было больше, чем просто сон. Где она жила, я понятия не имел, но знал, что каким-то образом её дух жив — и здесь я снова вижу её.

— Мама! Мама! Это действительно ты? — я плакал, глаза наполнялись слезами и текли по щекам.

— Да, это я, сын. Но не трать своё время на слезы. Слезами никогда ничего не достигают. Я спрошу ещё раз — чего ты хочешь от меня?

— Они убивают меня, мам. Они мучают и убивают меня. Меня покинули. Пожалуйста, помоги мне. Мне больше не к кому обратиться.

— Ты говоришь, как ребёнок, сынок, — сказала она, её голос наполнился разочарованием. — Ты теперь мужчина.

— Мне очень жаль, мам, но боль такая сильная, что я почти сошёл с ума. Я это не вынесу. Я больше не могу это выносить.

Мама снова начала качаться, и на её лице появился намёк на улыбку.

— До сих пор ты хорошо справлялся, сын. Ты оправдал мои надежды. Ты действительно стал охотником на тьму. Но я не могу помочь тебе сейчас, и правда в том, что не стала, если бы могла. Это то, что делает настоящая мать: она воспитывает своих детей, а затем отправляет их в мир, где они должны заботиться о себе. Сейчас ты должен помочь себе сам.

— Как, мама? Как?

Мама двигалась на кресле всё быстрее и быстрее, деревянные полозья громыхали на полу. Теперь она действительно лучилась, как любящая мать, которую я вспомнил: — Ты сын своего отца — седьмой сын седьмого сына. Но также ты мой сын, и моя кровь течёт в твоих венах. Так что больше не сдерживайся. Будь тем, кем должен быть, чтобы спастись.

С этим мама и кухня исчезли, и боль вернулась… но на этот раз всё было по-другому.

Я всё ещё чувствовал резкую, пульсирующую агонию, вызванную кольями, которые пронзили моё тело, но теперь было что-то ещё. Мне было жарко, внутри было ощущение горения, словно огонь был в моей крови, словно лава бежала по моим венам. Я задавался вопросом, развивается ли у меня лихорадка.