– Эгле, – сказал он тихо, – посмотри на меня, пожалуйста.
– Я помню, как ты выглядишь.
– Пожалуйста, посмотри. Я очень прошу.
Она повернула голову. Он стоял в дверях кухни, голый до пояса, обросший бородой, светлые волосы прилипли ко лбу. И он был, наверное, в нейтральном модусе – в глазах Эгле выглядел совершенно таким же, как раньше. Он разглядывал ее, будто впервые видел; будто собирался писать ее портрет. Будто проверял, не двойник ли она, не подменыш.
– Сколько прошло… после инициации?
– Не знаю. – Эгле не врала, у нее сбился счет времени. – Часов девять. Клавдий сказал, максимум двадцать четыре…
– А что он еще сказал? Что ты – кто?
– Флаг-ведьма. – Эгле опустила глаза. – Мартин, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. У меня не было выхода. Прости.
– Я тебе неприятен? – спросил он тихо. – Ты меня боишься?
– Нет, – пробормотала Эгле с небольшой заминкой. – Я слишком хорошо тебя знаю.
– Я изменился.
– Нет, – сказала она убежденно. – Я же вижу, что нет.
Он несколько секунд смотрел молча, будто решая, можно ли ей верить. Потом снова разлепил губы:
– Можно я подойду?
Держа в каждой ладони по пригоршне льда, она вынула руки из раковины:
– Подойди.
Он медленно пошел через кухню. Какая огромная кухня в этом доме, обреченно подумала Эгле. Здесь можно в футбол играть. По мере того как Мартин приближался, она чувствовала, как бешено мечутся ледяные разряды на коже, как трещат, поднимаясь, волосы.
Он остановился напротив, в нескольких шагах, на расстоянии, приличном для чужого человека. Очень внимательно стал ее разглядывать – не глазами; у Эгле таял в ладонях лед, и вода капала на пол.
– Больно? – спросил Мартин.
– Уже нет.
Он нарушил расстояние, на котором обычно держатся чужие люди. Подошел вплотную, положил ей правую руку на плечо:
– А так?
Ее затрясло. Его ладонь казалась ледяной и горячей одновременно.
– Мартин, что ты со мной делаешь? – Она боялась прикусить язык, так сильно стучали зубы.
– Пока ничего, – сказал он медленно. – Ты мне позволишь перейти в оперативный?
Эгле зажмурилась:
– Нет. Не надо портить последние минуты. Когда я тебя забуду, стану злобной тварью – делай что хочешь.
– Ты же сказала, что не боишься.
– Я не хочу тебя видеть… таким. На прощанье.
– Ты мне всегда доверяла. Пожалуйста, поверь сейчас.
– Ну давай. – Она с вызовом уставилась в его зрачки. – Все равно.
Не выпуская ее плеча, он изменился. Эгле широко открыла глаза: Мартин не был похож на отца. Он не казался ходячей мясорубкой. Хищный, бронированный, опасный – но не отвратительный, не жутко-пугающий. У старшего и младшего Старжей была, конечно же, совершенно разная оперативная история.
Эгле разжала ладони. Остатки талого льда со звоном посыпались на пол. Мартин смотрел на нее, казалось, он видит ее насквозь, как аквариум.
Потом он вернулся в нейтральный модус. Его волосы стояли дыбом, и веко дергалось.
– Что?! – в ужасе спросила она.
Он обнял ее – рывком. У Эгле перехватило дыхание – ей показалось, она ныряет в водоворот, горячий, ледяной, колючий, без дна. Он сдавил ее так, что хрустнули ребра, оторвал от пола, замер, держа на весу, судорожно прижав к себе.
– Мартин, – прошептала она растерянно.
Он приблизил губы к ее уху:
– Это не фантомное сознание.
Она содрогнулась:
– Скажешь, я не флаг-ведьма?!
– Ты флаг-ведьма. – От прикосновения его губ у нее растекались мурашки по коже. – Но кое-кто еще. Ты никогда не станешь злобной тварью. И уж конечно ты никого не забудешь.
У Эгле закружилась голова, Мартин осторожно поставил ее на землю, но рук не разжал.
– Розовые л-летающие с-слоны, – пробормотала она, запинаясь.
– Ты сказала – «просто цена». А это не просто цена. За розовых слонов такую цену не платят.
Ее колени подкосились, она села на пол. Мартин поддержал ее и опустился рядом.
– Эгле, прости меня.
– Принято. – У нее все плыло перед глазами. – Мартин… кто я такая? Теперь?!
– Кто ты такая, – сказал он с безумной улыбкой. – Кто же ты такая…
Он вскочил, склонился над раковиной, полной льда, и погрузил туда голову. Выпрямился: вода с волос лилась на его голые плечи, смывая высохшую кровь.
– Мартин. – Эгле испугалась. – Что ты там увидел?!
– Вставай. – Роняя капли, он осторожно поднял ее с мокрого пола, усадил на стул. – Я могу быть не прав… Хорошо бы, конечно, чтобы прав, я ведь не дурак, да? Ты действующая ведьма, ты много чего можешь… Можешь открыть окно?
Читать дальше