Катэр Вэй - Теперь я стеллинг! (СИ)

— Притормози! — снова оборвав его той же формулой, я получил тайное удовольствие от процесса. Порвать меня на части, пока суд не закончился, ему не позволяли банально сами правила «Божьего» суда: всё, что бы ни происходило в зале, являлось волей самого Тельпомеша, а он, как говорят легенды, может выбирать неожиданные формы правосудия… Эм, тогда я этого не знал, но, видя что меня никто не торопится обрывать, входил во вкус, что называется. — Начнём с того, товарищи! — не зная, как обратиться к залу, я решил употребить знакомое мне слово. И гугол его не перевёл… впрочем, ошарашить народ больше, чем я это уже сделал (ага, стеллинг. Говорящий, недорого) было нельзя. — …Что моя вина по факту совершения кражи не доказана! И всё остальное могло быть простым непониманием…

— Притормози! — тут же подскочил зелёненький купчик, что с его брюхом и габаритами было сделать о-очень непросто. О, кстати, видимо моя фраза ему понравилась, раз решил меня ей же оборвать! — Что значит, вина не доказана, стеллингское отродье! Я сам, лично, узнал в тебе того вора!

— Ваших показаний суду недостаточно, Ван Ганидзе, — с лёту ответил я, и, видимо, порвал очередной шаблон: глаза у того выкатились, рот начал закрываться и открываться как у рыбы. А Эр Патер, почему-то удостоив меня злобным взглядом, громко покашлял, после чего постучал по кафедре.

— Что значит… недостаточно? — пролепетал растерянный купчина.

— А то и значит, товарищ Ганидзе! — при слове «товарищ» он вздрогнул, будто бы его обдало током. Я же продолжал говорить, но теперь я не просто стоял в своём уголке под конвоем, я вышел на середину зала и начал там ходить. — Моё слово против вашего, Ван! А я скажу, что видел, как вы проглотили на кухне этот кошель и что, вам теперь должны разрезать живот, чтобы посмотреть, а там ли он? — нокаут! Ван Ганидзе, придавленный моей наглостью и логикой, так и сел на своё место, покуда в суде раздались первые нерешительные смешки. Я стоял спиной к кафедре, но даже так я слышал чей-то скрип зубов, а также шепоток «Закуйте в кандалы эту погань, чтобы даже рта не смела открывать»!. Хм, а разве мои уши такие чувствительные? Я даже могу сказать, что шептал Ар Густаве, а Эр Патер ему и ответил: «Божий суд нельзя прервать без воли Бога, Эр Густаве. Притормозите!».

Между тем, купца растолкали, ему что-то шепнули в ухо, и он мгновенно налился кровью и подскочил.

— Да что мы слушаем эту стеллингскую тварь без имени (опаньки!), на виселицу её!

— Ван, а что вы так злитесь?

— Что я так злюсь?! Да как ты вообще посмело приравнять моё слово к твоему! — брызгая слюной, тряся кулаком, он был грозен. И, надо сказать, к нему начали перетекать симпатии зала, который тоже начал подниматься ему в поддержку.

Упс, не учёл. Да, это из серии, если яйца начнут учить петуха и курицу, как их надо делать… Блин, забыл, что до демократии ещё дойти этому обществу надо… А, ладно! Помирать, так с музыкой! Идём ва-банк!

— Да-а, Ван Ганидзе? Возможно, я и стеллингское отродье… но скажите мне, добрые люди… Товарищи! — в очередной раз, это слово возымело волшебный эффект: фокус внимания снова оказался на мне. — Что бы вы сделали, своруй вы тысячу мер золота, а? Неужто бы остались бы в этом занюханном городишке с дрянными дорогами?

Оу, страйк! Вот это плюха! Ганидзе синел, краснел, зеленел, белел, косился на Патера, а тот сделал вид, что он тут ни при чём; зато вот Ар Густаве кре-епко так задумался. После чего посмотрел на меня так… загадочно, я бы сказал.

Толпа между тем зароптала. И правда: стеллинги, конечно, странные, но тысяча мер (пофиг, что я не знаю, сколько это для местных) золотом… Я же продолжил развивать успех:

— И потом, люди! Тысяча, мать его, мер! Тысяча! Вы хоть раз держали их в руках? А кошелёк? Вы представьте себе, какой это был бы кошелёк!..

— Это был мешок с золотом! — тут же выкрикнул бледный Ван.

— Да хоть, мать его, телега! Как я бы на себе её бы утащил? Что, позвал бы своих родичей? Но ведь Ван утверждает, что я сделал это один. Значит, я должен быть силён как герои из легенд! Но почему тогда…

— Притормози, стеллинг, — наконец подал голос задумчивый Ар. Он махнул рукой, после чего, мои синюшные конвойные (ага, представляю, какой их кондратий хватил за время моего импровизированного спича), быстро меня утащили, для профилактики ещё разок ткнув дубинкой. Несильно, в лицо.

— К порядку, добрые граждане Гелоны, — постучал по кафедре Священник.

На пару минут суд прервался: граждане успокаивались, высокое начальство о чём-то переговаривалось, священнослужители читали молитвы, а монахи, собравшись кучкой у кафедры, требовали моей немедленной казни. Ганидзе, кстати, сидел на лавке, схватившись за сердце, покуда его обмахивали и поили водой.