Себастьян Кастелл - Аббатство Теней

— В самом деле? Это твоя профессиональная политическая оценка, Келлен? — Он покачал головой. — Кажется, ты никогда не поймешь, как это работает.

Он опустился на колени и сгреб кучку пепла Оре-джиека в ладонь.

— Я хочу, чтобы наши люди восхищались мной, уважали меня, возможно, даже любили меня. — Он встал и развеял пепел по ветру. — Но все это не будет иметь значения, если они не будут в придачу меня бояться.

Что ж, я определенно его боялся. Проблема заключалась в том, что некая маленькая часть меня, возможно, тот след арта валар, который настаивал на появлении в такие моменты, рассмеялся моими губами.

— Тебя что-то забавляет? — спросил Ке-хеопс.

— Просто я никогда не слышал, чтобы ты так кратко описывал свою родительскую философию.

На мгновение он задумался об этом.

— Умно, — сказал он наконец почти со вздохом. — Ты всегда так стремился быть умным. Скажи мне, Келлен, что твой ум говорит тебе о том, что я собираюсь сейчас сделать?

Он притворился, что оглядывается вокруг.

— Здесь нет никого, кто помешал бы мне тебя убить. Никто не осудит меня, если я найду каждого из этих детей Черных Теней и их семей, для которых ты добился перехода через мост, шантажируя меня.

Он сделал еще один шаг. Теперь он был так близко, что я чувствовал тепло его дыхания, запах масел, которыми он умащал кожу с тех пор, как я был ребенком. Чувствовалось нечто извращенное в том, что я находил это успокаивающим.

— Ты не пойдешь за детьми, — сказал я. — Вообще-то я ожидаю, что ты позволишь нескольким отставшим проскользнуть через ваши ряды. Не многим, конечно, просто достаточно…

— Достаточно для чего? — спросил он.

Я осмотрелся вокруг, взглянув на руины Эбенового аббатства, места, которое могло бы стать мирным убежищем, школой, общиной, спасательным кругом для тех, кто так в нем нуждался. Теперь это будет святилищем насилия и ненависти.

— Ты одержал здесь великую победу, отец. Победу, которая вскоре станет легендарной. Ты сделал то, что ни один лидер джен-теп не сделал за триста лет.

Он наклонил голову, все еще наблюдая за мной.

— Я не услышал, по каким причинам мне не увековечить эту победу.

Я пожал плечами:

— Если ты искоренишь всех до последней Черных Теней, останется ли у нашего народа, чего бояться? Как ты сказал мне раньше? «Есть два типа лидеров, которых ищут люди. Те, кто лучше всего правит во времена мира, и те, кто лучше всего правит на войне». Не думаю, что ты видишь себя тем, к кому придут люди в мирное время.

Он долго и пристально смотрел на меня такими холодными и бесчувственными глазами, что все, что я мог сделать, — не съежиться перед ним, умоляя о прощении. Только когда он убедился, что я буду продолжать отказывать ему в этом маленьком, простом удовольствии отцовства, он улыбнулся и спросил:

— Это то, что аргоси называют арта превис?

— Настолько близко к нему, насколько я могу судить, отец.

— А что этот твой талант говорит тебе о собственной судьбе? В конце концов, мне не нужно никого убивать, чтобы кого-нибудь напугать.

Он протянул руку и получил ответ, когда я дернулся, абсолютно убежденный, что стану третьей кучкой пепла рядом с пеплом Оре-джиека и Шот-арна. Выражение его лица смягчилось, он прикоснулся к моей щеке.

— Возможно, тебе все же есть чему поучиться у отца.

Вероятно, я мог бы сказать нечто, что сблизило бы нас, но даже если бы мои метки энигматиста открыли мне — что именно, я не был готов это сказать.

Он опустил руку.

— Я не убью тебя, Келлен. Теперь в этом нет необходимости. Как ты заметил, я одержал победу, в которой нуждался наш народ. Скоро я буду коронован как Верховный Маг.

— Только поэтому ты и не убил меня, отец? — спросил я.

Я видел по его лицу, что он, как и я, не решается произнести эти слова вслух. Но, возможно, он был лучше меня, потому что в конце концов покачал головой:

— Нет, Келлен, не только поэтому. Ты жив, потому что, как я пытался сказать тебе много раз, я твой отец и люблю тебя.

Не дожидаясь ответа, возможно, не доверяя тому, что я мог бы ответить, он повернулся и пошел прочь, шагая к последним горьким часам битвы. Мне удалось вовремя обрести голос, чтобы окликнуть:

— Но этого недостаточно, не так ли?

Тогда он остановился. Я не был уверен, но мог бы поклясться, что у него немного опустились плечи.

— Да, недостаточно. Ты живешь, потому что был мне полезен, Келлен. Полезен нашему дому. Даже когда ты бунтуешь, даже когда сопротивляешься, даже когда делаешь все возможное, чтобы досадить мне, каждый твой поступок был именно тем, в чем я нуждался, пусть и не всегда таким, каким я хотел.