Синтия Хэнд - Неземная [litres]

А мама сияет ярче, чем кажется возможным. Мир вокруг все так же черно-белый, но кажется, словно кто-то добавил контраста на полную. Ее кожа стала невероятно белой. А волосы – чернильно-черными.

Сэм ослабляет хватку на моей руке, потому что мы оба знаем – мне некуда бежать. Здесь он выглядит более расслабленным. И к тому же стал больше, выше и мускулистее, если это возможно. Более сильным. Его глаза блестят. Он прикрывает их на мгновение, делает глубокий вдох, словно наслаждается воздухом, а затем за его спиной появляются крылья. Они огромные – гораздо больше, чем у мамы или меня, – и маслянисто-черные, словно позади Сэма разверзлась черная дыра, которая поглощает весь свет.

На лице Чернокрылого появляется грустная улыбка. Он явно гордится собой. Переход в ад с того места, где мы находились, нелегкое дело, а ему очень хотелось произвести впечатление на маму.

– Ты еще больший дурак, чем я думала, – выпаливает мама.

Похоже, ее это ни капли не впечатлило.

– Ты не сможешь удерживать нас здесь.

Какая отличная новость.

– Ты забываешь, кто я, Маргарет.

Его совершенно не раздражают ее дерзкие ответы, а скорее очаровывают. Он такой терпеливый. И гордится этим. Чернокрылый знает, что она боится. Поэтому выжидает, когда ее маска спокойствия треснет.

– Нет, – тихо отвечает мама. – Это ты забываешь, кто я, Хранитель.

Я чувствую, как его тело мгновенно пронзает сильный страх. Он опасается не мамы, а кого-то другого. Даже двоих. Я вижу их расплывчатый образ в отдалении. Двое мужчин с белоснежными крыльями. Один с ярко-рыжими волосами и сверкающими голубыми глазами. Второй – блондин с золотистой кожей, от которого так и пышет свирепостью, хотя мне и не видно его лица.

Но это лишь подтверждает пылающий меч в его руках.

– Кто они? – шепчу я, прежде чем успеваю остановить себя.

Сэм хмуро смотрит на меня.

– Что ты сказала?

Он вновь вторгается в мой разум, и на мгновение я чувствую сильное давление, а затем все резко обрывается, словно между моими и его мыслями захлопнулась дверь. Чернокрылый резко отшатывается от меня, как будто прикосновение вдруг стало обжигающим. И после разрыва контакта я уже не ощущаю его мыслей. А печаль и гнев уменьшаются наполовину. Я снова могу двигаться. Дышать. И сбежать.

Но мои мысли сейчас о другом. Я всаживаю ему в стопу каблук – хотя вряд ли это причинило ему серьезный вред – и бросаюсь вперед, прямо к маме. Она протягивает мне руку, и я хватаюсь за нее. Притянув к себе, мама не спешит отпустить мою руку. Чернокрылый рычит, и от этого звука волоски на коже встают дыбом. А на его лице явно читается желание нас уничтожить.

Он расправляет крылья. И облака над нами начинают потрескивать от переполняющей их энергии. Мама сжимает мою руку.

«Закрой глаза!» – приказывает она, не говоря ни слова.

Не знаю, что шокирует меня больше: то, что мама может мысленно общаться со мной, или то, что она думает, будто я закрою глаза в такой момент. Но она не ждет, пока я послушаюсь. Проходит мгновение, и все вокруг заливает яркий свет. И в тех местах, где он соприкасается с окружающим миром, вновь появляются намеки на тепло и цвета.

Венец.

Чернокрылый прикрывает глаза и медленно отступает. Его лицо искажается от боли. Она настолько сильная, что в этот раз у него не получается скрывать свои чувства.

«Не смотри на него. Закрой глаза», – вновь приказывает мама.

И в этот раз я не смею ослушаться.

«Хорошая девочка, – снова раздается в голове ее голос. – А теперь призови свои крылья».

«Я не могу. Одно из них сломано».

«Это не имеет значения».

И я вновь доверяюсь ей. Тело простреливает такая боль, что у меня перехватывает дыхание, и мне приходится сдерживаться, чтобы не открыть глаза. Но через мгновение все проходит. Крылья окутывает жар, согревая мышцы, сухожилия и кости, а затем, как и с порезом на ладони, боль исчезает. И не только она. Еще царапины на руках и лице, синяки, боль в плече. Все растворяется. Я полностью исцелилась. Все еще напугана, но зато исцелена. И вновь ощущаю тепло.

«Мы все еще в аду?» – спрашиваю маму.

«Да. Я не могу вернуть нас на землю. У меня не хватит на это сил. Мне понадобится твоя помощь».

«Что нужно сделать?»

«Подумай о земле. О зеленых лесах и лугах. О цветах и деревьях. О траве под ногами. О том, что ты больше всего любишь».

Я представляю себе осину, растущую под окном нашего дома. Как она шелестит и дрожит на ветру, отчего тысячи маленьких зеленых полупрозрачных листочков пускаются в пляс вместе с ней. Я вспоминаю папу. Как он вырезал из старых кредитных карт что-то наподобие бритвы и как мы вместе брились по воскресеньям, только он использовал настоящий станок, а я подражала ему с пластиковым. И всегда встречалась взглядом в запотевшем зеркале с его теплыми серыми глазами. Потом мысленно переношусь к дому, и нос тут же заполняет запах кедра и сосны, который окутывает тебя, как только переступаешь порог. Вспоминаю вкус печально известного маминого кофейного кекса. И как коричневый сахар тает у меня на языке. А еще Такера. Как мы стоим так близко друг к другу, что даже дышим одним воздухом. Такер.