Евгений Щепетнов - Господин Севера [litres]

Но девчонки не подвели. Могучие луки дважды загудели тетивами, и восемь настощей с пробитыми головами свалились рядом с кострами. Теперь следовало действовать так быстро, насколько можно!

Девушки собрали луки от убитых стражников, теперь у нас было двенадцать луков! А это – мощь! Все равно как двенадцать пулеметов! Встали цепью возле входов в казармы, как мы договаривались, и стали дожидаться моей команды. Я заранее расписал им все, что хочу сделать, и теперь они безукоризненно следовали плану.

Часовых у входов в казармы не было. Оно и понятно – какой осел полезет в казарму, где спят несколько сотен здоровенных людоедов? Это надо быть полнейшим идиотом! А кроме того, на что четыре вышки с часовыми да восемь стражников по периметру концлагеря? Они не только за пленниками следят, но и охраняют сон десанта. Успеют поднять шум, если понадобится!

Мне просто повезло. Если бы они были внимательны! Если бы честно несли караульную службу! Если бы выставили дозоры и скрытые засады! Тогда бы точно у меня ничего не вышло. А у них – вышло бы. Я бы вышел дерьмом. Сожрали бы меня и не поморщились. Впрочем, тогда я скорее всего и не пустился бы на эту авантюру.

Вообще меня поражала степень недальновидности этих существ – ну как можно было так пренебрежительно отнестись к своим врагам? Как можно было предусмотреть только ОДИН выход из своей казармы?! Как можно было делать ТАКУЮ казарму, когда всего-то нужно было построить несколько бревенчатых домов, разместив в них весь воинский контингент! Это же так очевидно! Теперь – перекрой выход из дурацкой длиннющей землянки, и все, конец! Всем конец!

Вероятно, это гордыня. Ну вот мы, люди, ведь не боимся овец? Что нам могут сделать овцы? Если только разбежаться и боднуть под зад! Может, и свалят – смешно, все хохочут. Но совершенно не опасно. Так и тут – чего ждать от людей-овец?

Не хочу представлять, что творилось в казарме, когда я открыл дверь и начал выпускать в черную могильную пустоту сияющие, как солнца, файерболлы. Самые большие, какие я мог создать – со здоровенный апельсин! Те, кто оказался рядом с разорвавшимся шаром, сгорели заживо. Остальные были засыпаны обвалившейся кровлей – ведь над потолком лежал метровый слой земли, покрытый дерном и уже поросший зеленой травой!

И вся эта земля вперемешку с бревнами и досками свалилась на головы спящим врагам.

Сгоревшие, покалеченные, живые – все были похоронены заживо всего двумя файерболлами, обрушившими эту «землянку» за считаные мгновения. Выбраться не мог никто. И даже если они под слоем земли, придавленные бревнами и землей, все еще живы – это ничего не значит. Можно считать, что они уже мертвы. И мне их не жаль. Я бы крыс пожалел, мышей, волков, стервятников! Но не этих тварей. Им нет места в мире. Они должны быть уничтожены до последнего существа. Я так считаю.

Рядом послышались крики, и темнота ночи озарилась файерболлом. Не моим, чужим. Вскрикнула женщина – похоже, что кого-то зацепило магическим ударом. Кто-то закричал – тонким, полным боли… мужским голосом. Файерболлов больше не было.

Хлопали, гудели тетивы, свистели стрелы. Кто-то из тех, кто вырвался из казармы для офицеров, попытался бежать на берег, к лодкам, – и тут же упал, сраженный вонзившимися в него стрелами. Все закончилось секунд за десять, не больше. Вот я только что обрушиваю солдатскую казарму, вот воительницы распахивают дверь офицерской казармы, бросают туда горящие головни и кричат: «Пожар!» Вот из дверей офицерской казармы выскакивают голые и полуодетые настощи и падают под ударами стрел, выпущенных из могучих луков.

И вот – все кончилось. Тихо, если только не обращать внимание на стоны и крики, доносящиеся из-под земли, да ругань и проклятия, исторгаемые глотками раненых офицеров. В живых остались пятеро – два шамана и три офицера. И среди них, среди офицеров, – тот, кого я считал предводителем всего этого сброда.

У нас потерь не было, если не считать пятерых раненых, точнее, обожженных воительниц, которым я тут же, на месте, оказал помощь. Больше всего пострадала Ифага – та самая воительница, которая говорила про меня гадости, а после трепки стала одной из самых моих ярых поклонниц и соответственно – моей телохранительницей. Огненный шар спалил ей кожу на левой щеке, едва не снеся голову, и вся левая половина головы представляла собой вздувшуюся, обожженную рану. И это было очень больно, знаю. Я чувствую то, что чувствуют другие люди, и с каждым днем это «сочувствие» становится все сильнее. И не знаю – плохо это или хорошо. Наверное, когда ты лежишь в постели с женщиной и она наслаждается твоими объятиями – это просто замечательно, ведь ты чувствуешь ее наслаждение, и соединенное с твоим, оно уносит тебя высоко, к вершинам удовольствия. Но если рядом с тобой обугленная как кусок мяса пьяным шашлычником, воительница, из ран которой струится красно-желтая сукровица? И тебе хочется отбежать подальше, чтобы не чувствовать ее боль?