Евгений Щепетнов - Господин Севера [litres]

Лодка. Нужна – лодка! Лодки я вижу на берегу – здоровенные такие, человек на тридцать каждая. Небось десантные, специально для высадок на берег группы захвата. Такую спустить на воду – и то проблема, а чтобы еще грести… двое гребут, сидя рядом на «банке» – так у них называются скамьи, у моряков.

Подплыть поближе, и… файерболлами! По каждому из кораблей! И пусть горят, суки! Выпускать гадов отсюда нельзя! Увезут ведь людей!

Стоп! А с чего я взял, что людей на кораблях пока что нет? А может, уже полны трюмы! И я своими файерболлами просто сожгу заживо всех пленников! Нет, этого делать нельзя. Пока нельзя. Нужен «язык». Нужно все как следует разузнать!

– А почему они все голые? – еле слышно шепнула Герда. – Зачем? Ночью холодно, померзнут ведь. А зачем им замерзшие рабы?

– Чтобы не убежали. Голышом бежать труднее, босиком далеко не уйдешь. Голый человек чувствует себя беззащитным. Тише! Шевеление какое-то начинается!

Стражники забежали на территорию концлагеря, и через минуту оттуда начали выбегать люди, крича, ругаясь, зажимая свежие раны и рубцы. Они выстраивались в подобие квадрата и ждали. Всего их собралось человек триста – молодые мужчины 17–20 лет (большинство), и женщины, вернее, девушки – 17–20. Их обступили редкой цепью, в руках стражников копья и за спиной луки. У некоторых луки с наложенной на тетиву стрелой.

Один из стражников крикнул что-то вроде: «Кто побежит – убью! Кто не повинуется – убью!» Одна из девушек что-то неразборчиво закричала в ответ, и стражник махнул рукой. Стрела пробила ей голову почти навылет – мощный лук с двойным изгибом, такие же я видел у рабовладельцев на юге Арканака – выпускает снаряд с невероятной силой, знаю, видел. Стражник засмеялся, потом махнул рукой, и труп девушки куда-то утащили, и я с отвращением и ужасом заметил, что тащили его в сторону костра, который уже разгорался рядом с крытой навесом беседкой, видимо, столовой. Остальных пленников повели туда, где виднелись стены города, носившие следы разрушений и пожара. Похоже, что жители города сопротивлялись отчаянно, до последнего, пока захватчики не ворвались внутрь, за стены. Сколько там было жителей? Тысяч двадцать? Десять? Да какая разница… А сколько тут, в концлагере? Невозможно определить – ворота открываются в сторону берега, я вижу только стену. Так что…

Из лагеря снова вывели людей – группу подростков, девушек и юношей лет пятнадцати. Я уже с тоской приготовился смотреть на очередное зверство, но их лишь повели к ручью, впадающему в море метрах в трехстах от лагеря, и примерно через минут пятнадцать они показались на тропе с деревянными ведрами в руках, полными пресной водой. Так они ходили раз пять, из чего я сделал вывод, что в лагере не менее пятисот, а то и тысяча узников. Ведра пустели довольно быстро. Впрочем, может, я и ошибаюсь, и узников гораздо больше.

Следом за водой в лагерь отправились тачки с лепешками – где их взяли, я не знаю, но то что это куски лепешек, я видел совершенно отчетливо. Здоровенные тачки, и в каждой – груда нарезанных лепешек.

А потом из лагеря вывели девушек лет по пятнадцать-шестнадцать. Пересчитал – десять девушек. Они жались друг к другу, испуганные, бледные. Многие рыдали. Их увели, и мы с Гердой смотрели на то, как конвоиры бьют их ногой в зад, хохоча и отпуская скабрезные шутки.

А потом мы лежали и слушали, как дико кричат истязаемые девушки, как медленно стихают их крики, и смотрели, как окровавленные, изорванные трупы складывают возле «столовой». Обычный день обычных нелюдей, для которых люди – просто разумный корм. Пища, вроде свиней. И сердце мое грозило лопнуть. Я не хотел это видеть. И не хотел жить в мире, где есть такие нелюди. Одно дело, когда ты видишь фотографию негра, поджаривающего на вертеле ногу соплеменницы, и другое, когда сам смотришь на то, как убивают людей, похожих на тебя. И ты слышишь их крики, стоны, рыдания и ничего не можешь с этим поделать. Потому что время еще не пришло. И знаешь, что пока оно придет, это время, умрут еще десятки людей, оказавшихся не в то время не в том месте.

Мы лежали на земле под кустом весь день. Мне было легче, все-таки я не совсем человек, а вот Герде пришлось несладко. Ей хотелось есть, пить, ну и… все такое прочее. Потому я время от времени отсылал ее на отдых, тем более что нужно было контролировать поведение оставшихся возле загаров воительниц. Мало ли что им стукнет в голову? Возьмут и поскачут на врага кавалерийской лавой, рассчитывая на скорую и эпичную победу. И полягут, как трава под косой селянина.