Оксана Глинина - Янтарь на снегу

— Что вы! — Тон Люди не оставлял сомнений в том, что она уже давно добросовестно подслушивала. — Я только пришла, воды принесла, как велели.

Угу и слышала как минимум пару последних фраз и как максимум — большую половину разговора.

— Немедленно отправляйтесь в свою келью!

— Да-да, но у меня еще и поручение к Гинте от вайдила.

Н-да. Недаром говорят: горбатого могила исправит. Только подозреваю, что Люде и могила нипочем: вскоре в мою келью вплыла она сама — растрепанная, глаза блестят, на щеках румянец.

Не-ет. За сегодняшний день как-то многовато получается взволнованных дам с горящими взорами. Неужели небольшая группа всадников способна изменить душевное состояние целой обители всего за полчаса? Мне даже обидно стало. Я так любила и ценила тихую спокойную жизнь монастыря, приветливое обращение людей, что сам факт скорого возвращения к мирской жизни у меня вызывал шок. А тут даже вайдела Беата — строгая поборница благоразумия и терпеливости — чуть ли не с радостью отправляла меня ко двору! Еще и эти ее обоснования того, что я достойна стать женою короля. Не тут-то было! Не первый день на свете живем! Может, я и сопливая по годам, только кое-что увидеть краем глаза и услышать краем уха успела, спасибо родной тетушке. Если бы не эта благородная и великодушная женщина, жила бы я сейчас в солнечном осознании того, что достойна любви и почитания. Умная женщина жестко развеяла мои детские грезы и помогла вовремя повзрослеть. Неоценимый подарок.

— Гинька, возьми меня с собой! — выпалила на одном дыхании Людя, я даже опомниться не успела. — Пожалуйста!

Могила под нее сама подстроится, это точно.

Судьба у Люди не то что горькая, но достойна хорошей слезливой бардовской песни. Ее родители-купцы были людьми богатыми и состоятельными, а Людвика являлась единственной дочкой, которая после их смерти все наследовала. Жилось ей при родителях хорошо и вольготно: мамки, няньки, вишенки в меду, пряники в глазури. Только так вышло, что родителей Люди не стало до ее совершеннолетия, и все наследство отошло в распоряжение опекуна — какого-то дальнего родственника. Опекун этот, по словам Люди, из самых лучших побуждений вознамерился выдать ее замуж, а за отсутствием достойных такой чести кандидатов решил, что наилучшая партия для девушки-сироты он сам. Людя такому решению воспротивилась. Только кто бы ее слушал, пигалицу-желторотую! Няньки, купленные новоиспеченным женихом и по совместительству опекуном, заперли Людю в покоях и охраняли денно и нощно, глаз не спуская с подопечной. Однако Людя не была бы Людей, если бы не сделала по-своему. Подкупив одну из нянек припрятанными коралловыми бусами — больше ничего не было: «жених» все изъял у непокорной невесты до дня свадьбы, — Людя ночью сбежала в нашу обитель, благо жила она недалеко, в соседнем селении. Вайдил с вайделой посоветовались и решили: отчего бы деве да не помочь, раз такая ситуация с ней приключилась? И все было бы не так уж плохо, если бы к тому времени самой Люде не исполнилось шестнадцать лет, и она не привыкла к той сытой и легкой жизни, которая была у нее при родителях. Вот и выходило, что Людя сильно отличалась от нас всех своим бурным норовом и непокорным характером. Ситуация усугублялась еще и тем, что уж больно нравилось купеческой дочери внимание, проявляемое к ней противоположным полом. Мы-то все тоже отнюдь не были покорными овцами, как нас любила называть Людя, но хулиганили в основном по мелочи, не переходя границ. Могли натаскать в карманах фруктов, благо льняная хламида позволяла, потом собраться ночью в чьей-нибудь келье, пока наставницы не видят. Могли попугать наставниц, скрипя балками на чердаке, или прикинуться привидениями, натянув на голову белые простыни. А вот для Людвики — это все были детские шалости, скучные и унылые. Куда веселее сбежать ночью на свидание с деревенским парнем или выпросить у него в подарок конфеты. И ведь не понимала же, глупая, что ходит по краю, острому, как армирская бритва, и рано или поздно за конфеты кто-то потребует плату. Только Людю переубедить было сложно. Так и жила она своим умом в ожидании совершеннолетия, чтобы вернуться в отчий дом и забрать то, что ей причиталось по праву.

— Какое поручение ко мне у вайдила Фьерна? — кисло спросила я, а то, если не напомнить, вряд ли бывшая купеческая дочка скажет, что хотела мне передать.

— А, это. — Людя отмахнулась от меня, как от назойливой мухи. — Сказал, чтобы в прядок себя привела, умылась, переоделась и через час была готова к отъезду.