Дэвид Эдисон - Машина пробуждения

– Лжец! – закричал сумасшедший подобно хищной птице. Вдоль всей улицы задрожали окна, когда по ней будто бы прокатилась волна боли. Течение толпы остановилось; не было никого, кто не почувствовал бы это.

Последовала секунда напряженного молчания, а затем Эшер схватил Купера за руку и потащил его прочь от свихнувшегося, слишком много знающего человека, поспешив раствориться в толчее прохожих. Купер пытался прийти в себя, но этот самый «себя» отчаянно сопротивлялся. Слишком много всего произошло, слишком быстро и слишком неправильного.

Он судорожно вздохнул, когда в мыслях его вдруг посетил один образ. Какое-то воспоминание. О чем-то зеленом. Он припомнил дом своих родителей летом, постарался представить гардении, что вырастали такими огромными, и ирисы, которые его мать привезла оттуда, где прошло ее детство, – эти изначально лиловые цветы под солнцем выгорали почти до белизны; попытался вообразить, как свет льется через окна и падает на стол в отцовском кабинете. «Да. У него еще был журнал учета в зеленом кожаном переплете с бронзовыми гвоздиками; когда ты писал в нем, следовало нажимать на ручку очень мягко, чтобы не повредить обложку». Купер осознал, что, хотя все эти вещи по-прежнему существуют, они больше не принадлежат ему.

– Эшер, что с этим человеком? – спросил он, поспешая за спутником и стараясь не выпускать его руки. «Откуда он узнал мое имя? И как там он меня еще назвал? Гомо Фал? Что это значит?»

– Забудь, – отрезал Эшер. – Не о чем волноваться. Обычный уличный кидала. Небось тащился за нами следом, подслушивал, ну или что-то вроде того. Чтобы ни случилось, не позволяй всяким чудикам заставить тебя усомниться в собственном здравом рассудке. Именно так они обычно и добиваются своего.

– Почему все здесь хотят умереть?

Эшер только покачал головой. Его взгляд метался по сторонам, словно серый человек просчитывал путь к бегству.

– Выискивай других шизиков. – Они прошли мимо двух чумазых мужчин, играющих в карты на крышке мусорного бака. Эшер кивнул в их направлении и добавил: – И осторожнее с такими пронырами. Не позволяй им выудить у тебя деньги.

Купер усмехнулся:

– Я не настолько идиот. Деньги есть деньги. Но во что они играют?

– «Три шлюхи». Полный отстой. Выиграть невозможно.

– Ясно, – произнес Купер, когда они свернули на другую улицу. – Но зачем же тогда играть?

– А зачем вообще нужны азартные игры? – Эшер искоса взглянул на спутника. – Разве твой народ не получает удовольствия от таких вещей, которые приносят только вред?

Когда Купер не ответил, Эшер вновь посмотрел на него, на сей раз внимательнее, будто что-то выискивая. Купер невольно залюбовался идеальными пропорциями лица и могучими мышцами серого человека.

– А что случилось с тобой, Купер? – с некоторым нажимом в голосе спросил Эшер.

– Почем мне знать? – развел руками тот. – Это я тут ничего не понимаю, помнишь? Где бы это тут ни находилось.

Внезапно из-за их спин донесся грохот колес. Эшер отшвырнул Купера в сторону и прижал лицом к каменной стене, удерживая так, пока мимо них по мостовой не промчалось нечто огромное, быстрое и громкое. Ошарашенный Купер слегка повернул голову и увидел массивную карету, покрытую черным лаком, бегущую по улице подобно разъяренному быку из золота и тиковой древесины. Торговцам и прохожим оставалось лишь разбегаться в стороны, если они не планировали оказаться под ее красными, как вишня, колесами. Наблюдая за стремительно удаляющейся каретой, Купер увидел, как из ее занавешенного алыми шторками оконца высунулась женская рука с сине-зелеными ногтями. Рука взметнулась, и вдруг ее палец указал прямо в сердце Купера.

Он стоял и смотрел на этот исчезающий вдали обвиняющий палец, а Эшер прищурился, и на лице его читалась явная неприязнь. Забрызганный с ног до головы жидкими помоями рикша, чье тело покрывали татуировки, потрясал кулаком и посылал вдогонку карете нечленораздельные ругательства. На другой стороне дороги тучная женщина схватилась за голову и с отчаянием в глазах смотрела на опрокинутую корзину с ярко-зелеными яблоками – рассыпавшиеся плоды драгоценными камнями сверкали в грязи.

– Мертвые боги, трахнутые, сожранные и размазанные! – выругался Эшер, оскалив зубы.

– Это еще что за хрень была? – спросил Купер.

– Лалловё Тьюи, вторая жена маркиза Окснарда Теренс-де’Гиса, «управляющего» этим районом. – Глаза Эшера покраснели от ненависти, он стоял неподвижно, провожая взглядом роскошный черный экипаж. – Больное порождение чистого зла.