Кейти Роуз Пул - Грядет Тьма [litres]

Его губы снова нашли ее шею, ее подбородок, ямку между ключицами, вырывая сладкие вздохи и свое имя, произнесенное на одном дыхании.

– Хассан.

А потом ее тело напряглось, все еще прижатое к нему.

– Что это было? Ты это слышал?

Хассану понадобилась секунда, чтобы отстраниться. Глаза Кхепри были широко распахнуты и полны тревоги. Он ничего не слышал, но все равно отступил, позволяя ей спуститься со стола и встать на ноги.

– Что-то не так, – сказала Кхепри, хватая свой меч, стоящий у стены.

Дверь распахнулась.

– Принц Хассан! – Это был первый помощник, испуганный и пытающийся отдышаться. Два других члена команды стояли позади него в коридоре. – Быстрее идите сюда.

Хассан выпрямился, отчаянно надеясь, что не выглядит так, словно занимался тем, чем занимался.

– Что такое?

– В гавани что-то заметили, – сказал первый помощник, выводя их в коридор и к лестнице.

– Корабли? – спросил Хассан, ускоряя шаг.

Первый помощник покачал головой.

– Не могу точно сказать. Капитан просто попросил привести вас немедленно.

Вот тогда Хассан понял, что Кхепри больше не идет за ними. Она остановилась посреди коридора, подсвечиваемая ярким светом из каюты, которую они только что покинули. Сзади нее стояло два других члена команды.

– Кхепри?

– Ты лжешь, – внезапно сказала она первому помощнику. – Я… твое сердцебиение только что ускорилось. Ты знаешь, что происходит.

– Пойдем, они ждут нас наверху, – резко ответил первый помощник.

Кхепри покачала головой.

– Ты врешь.

Она потянулась к мечу, но недостаточно быстро. Прежде, чем Хассан успел понять, что происходит, два члена команды позади Кхепри кинулись вперед, обматывая ее цепью, привязывая руки к бокам.

– Кхепри! – Хассан не думал, он просто бросился вперед, врезавшись в одного из моряков, толкая его в стену. Другой схватил Хассана и оттащил назад в коридор.

Получив временную передышку, Кхепри скинула цепь. Она свисала с металлического наручника на ее запястье. Кхепри с силой бросилась вперед, согнув руки в локтях перед собой. Хассан узнал эту позицию – начальная позиция коа силы. Отчаянный крик сорвался с ее губ, когда она начала двигаться, она отшатнулась назад и привалилась к стене.

Ярость наполняла легкие Хассана, когда он боролся с моряками, удерживающими его. В своей ярости он был слеп ко всему, кроме лица Кхепри, искаженного болью.

– Что происходит? – спросил Хассан, его голос был хриплым криком. – Что вы с ней сделали?

Кхепри попыталась выполнить еще один коа и снова закричала. Еще два моряка придавили ее к стене, связав руки за спиной.

– Не трогайте ее! – зарычал Хассан, вырываясь из рук пленителей.

Кто-то врезался в него со спины, прижимая лицом к стене возле Кхепри. Он слышал, как она боролась и как сдавленно всхлипнула.

Когда они связывали его руки, Хассан пытался понять, что происходило. Злость затуманила его разум. Это недопонимание? Мятеж?

Но когда первый помощник прошел по коридору вверх на палубу, правда оказалась очевидной.

В синюшном фиолетово-голубом свете приближающегося утра солдаты Хассана выстроились вдоль корабля с руками, скованными цепями, и кляпами во рту. Десяток моряков стоял перед ними, направив на них арбалеты.

Их предали.

Позади него раздался стук сапог, а потом крепкая рука сжала его плечо.

– Ну, Хассан, – сказал Кирион. – Должен признать, у тебя был достаточно неплохой план.

Потеряв дар речи от ярости, Хассан повернулся к старшему кузену. Его глаза были точно такого же оттенка, как у Летии.

– Просто получилось так, что наш лучше.

КОМНАТА ДЛЯ ДВОРЦОВЫХ СЛУГ, где держали Антона, в целом была неплохой. Лучше его крошечной комнаты в Паллас Атосе и точно лучше тесной сырой камеры в трюме корабля, где он провел последние пару дней.

Стены из бледного песчаника и железные конструкции тянулись до самого наклонного потолка. Кровать стояла под одним из узких окон, откуда Антон мог смотреть на белую полосу между морем и небом. Периодически он видел паруса на горизонте и представлял, что этот корабль плыл спасать его.

Такого никогда не случалось.

Дважды в день страж, одетый в зелено-золотые одежды, приносил ему тарелки с оливками, посыпанными крошащимся белым сыром, хлебом и чашку теплого чая.

– Стой, – сказал Антон однажды вечером, когда стражник развернулся, чтобы уйти.