Мария Семенова - Братья

Брат Аодх лежал, запрокинув голову, сломанный, неподвижный, его огонёк затухал, кругом тела расплывалось пятно…

…Какие-то люди кольцом! Рыжик не хотел никого подпускать, он кричал, вертелся над Светелом, бешено лязгал зубами. Раздавались голоса, лишённые смысла, Рыжик знал только: брат умирал, стало быть, и в его жизни есть место лишь последнему бою. Но потом приблизилась… та, белая. Принесла запах Аодха. Она не умела говорить, как Аодх, и всё же её речь имела значение. Белая двуногая сука, понимавшая брата, бесстрашно обняла симурана, заставила смириться, уступить людям заботу.

Сильные руки торопливо перевернули Светела, сняли ремень, остатки гусельного чехла, обязи с ножнами. Стащили окровавленный кожух, завернули кольчугу. Рыжик плакал в голос, тянулся своим огнём к его огоньку. "Не уходи на ту сторону неба, брат. Не время. Не уходи…"

Тихо, медленно падали крупные хлопья. Хотён и Шагала стояли в седловине раската. Разглядывали корявый ствол, по которому так удобно было влезать на первые ветки. Бугристая кора, захватанная липкими пятернями. Покрытые белым пухом верёвочные витки. Нетронутый узел. Короткий размочаленный хвостик.

И всё.

Обрывок верёвки Шагала изучил просто так и на свет. Понюхал. Даже лизнул.

— Зверьё, — согласился Хотён. — Волки.

— А ступень где?

— Сдуло. Шурга после оттепели прошла, ледяной крупой исхлестала. Даже наших не видать, волчьих подавно.

Шагала разогнулся, поднял голову.

— Лихарю что скажем?

Для погибшего учителя готовили костёр, какого Великий Погреб доселе не знал. Дровяницы были в самом разгаре, когда Лихарь послал за телом казнённого. Надумал метнуть под ноги Ветру. Какое ни есть, хоть погрызенное лисами-горностаями. Жаль, уже мёртвое.

— Лихарю что скажем? — повторил Шагала. — Ни клочка, ни волоска, следов не сыскали, ведать не ведаем?.. То-то похвалит.

У святого костра Лихарь сложит с себя многолетнее достоинство стеня. Отдаст Хотёну. Сам поднимется новым источником. Хотён мысленно примеривался… не получалось. Перемены казались ненастоящими. Неправильными. Вся крепость хотела проснуться — и чтобы стало по-прежнему. Только не станет. Обласканные Царицей уходят без оглядки, оставляя живым земные дела. Пройдёт время, Лихаря начнут звать учителем. Покамест — язык во рту застревал.

— Дальше пройти надо, — решил Хотён. — Может, хоть косточку обглоданную найдём.

Возвращаться к Лихарю с пустыми руками было боязно. Два тайных воина вытащили полупустые санки на взгорок. Здесь буря не таким деруном прошлась по дороге. Они вновь поискали волчьих следов и вновь не нашли. Зато бросились в глаза отметины злополучной погони, зачёркнутые полозновицей собачьей нарты, ступенями четырёх человек.

— Непогодье проехал, — определил Шагала. — С сыном… с девкой…

— Ещё Галуха при нём, — добавил Хотён. — Я эти чунки сам ему дал.

Мораничи переглянулись, думая об одном.

— За море собрался.

— Доли наискивать.

Помолчали.

— В дальнем пути всякий оберег гож…

Особенно столь могущественный: верёвка казнённого. Тайные воины снова переглянулись. Помолчали ещё.

— Зол Непогодье. Решился напоследок Владычицу оскорбить?

— Вряд ли. За сына бы убоялся. Мы ведь и догнать можем.

— Если всё же он, падаль где?

Целик вдоль дороги лежал ненарушенный. Ни тяжёлым падением, ни шагом под увесистой ношей.

— Глянь-ка, полозновица не глубже ли стала?

— Разбери её теперь. Если б сразу…

— Нужно до развилки пройти. Если влево свернул, по нашей стезе, значит, мог в овраг скинуть. В бездну.

До росстаней, где накатанная лыжница покидала старый шегардайский большак, было около двух вёрст. Молодые мораничи здесь бегали сотни раз. Знали каждое дерево. Хотён всё равно смотрел как впервые. Вот этой тропкой в ночи уходил Ворон. На одной ноге. С порванным сухожилием. А не случись того удара в пяту…

"Да ну. Я что, жалею о нём?.."

На развилке санный след ушёл вправо без остановки. И лыжи, что сопровождали его, все пробежали туда же. Ни одни с дороги не отлучались. Кто-то из мужчин задержался справить нужду, но и только.

— Спешил Непогодье.

— Ещё бы. Нынешний поезд, сказывают, Царская дружина ведёт.

Шагала предложил:

— А сходим всё же к оврагу. Мало ли.

Хотён согласно кивнул. "С Лихаря станется в лености заподозрить. Как пошлёт заново все следы проверять…"

Если переселенцы что и сбрасывали в овраг, то не здесь. Это стало ясно с первых саженей. Впрочем, улики Непогодьева преступления мало занимали Шагалу.