И вроде говорил спокойно, да только от слов его и голоса у меня волосы на голове зашевелились, а сердце сжалось, вот-вот готовое остановиться. А потом зашлось, как дурное.
— А ты Велэй, за колдовкой смотреть обещался, а сам… — меж тем продолжил он, уже и потеряв интерес к уходящей Вельвене.
— Так Кристиана-то и сама себя отстоять может.
— Может и может, а только твоя задача была следить, чтоб не приходилось ей этого делать.
С теми словами меня за руку взял и потащил, ступая широко. Чтоб злость его почувствовать, и дара колдовского не нужно было. Потому и перебирала ногами, молча плетясь следом. Молчала, когда в шатер меня втянул, да так и застыл дыхание переводя.
— Завтра с места снимемся, — сказал не оборачиваясь. — Если что тебе нужно, скажи — принесу.
Я же задумалась, нужно ли мне что?
— Ничего не надо, — уверенно сказала я. — Что мне пригодится может, с собой взяла, остальное же только тяготить будет.
Он покосился на мой узелок никчемный с двумя рубашками, но ничего не сказал.
— Ты ж не девка уже? Почти в полной силе колдовской, — спросил он, неожиданно развернувшись.
— Замужем я, — протянула руки, показывая брачные браслеты.
— Как же муж тебя отпустил тогда?
— Не отпускал, сама ушла. Не знает он, что домой вернувшись, меня не застанет уже.
А от слов своих все внутри оборвалось. Хоть и думала о том часто, хоть и знала, да только когда в голос сказала, словно перечеркнула жизнь свою прошлую. Потому и слезы на глаза навернулись.
— Не плач, — сказал он непривычно мягко, я же от того только всхлипнула. — Поход закончится — вернешься.
— Не вернусь я.
— А что ж тогда делать будешь?
На то только плечами пожала. О том после думать буду.
По утру же двинулись в путь.
Мне Сельф коня велел седлать. Красивый конь, гнедой, сытый, с ногами тонкими, гривой черной да нравом смирным. На меня же глазом косил, он не зная чего и ожидать.
Я же думала, как сказать, что за всю жизнь раз в седле сидела и то вместе с Ольвеном.
За меня и это Альвер решил, сказав, что пока под его опекой, в его седле и ехать буду.
Мне же от того только легче стало. С угрюмостью его я уже казалось свыклась, а вот к коню привыкать. Потому и ехала, по сторонам оглядываясь.
Княжич, от моих слов оживленный, все гарцевал на своем жеребце. Казалось, его бы воля бросил бы и людей своих и обоз, да погнал коня навстречу своим победам. Да только конных если бы погнал, пешие все равно плелись бы. Потому раздражался он и покрикивал, гоняя коня то в начало, то в самый хвост. И все выглядывал отряд, что вперед пустил. Только и это не могло умалить возбуждения и предвкушения их. Гомонили, перекрикивались, перешучивались и смеялись, то и дело.
Вельвена же ехала рядом с воеводой Ольвеном впереди нас. Что-то говорила ему, смеялась звонко. А мне слышалось, как под его ногами лед трещит. Я на то только губу закусила. Что ж сделаешь. Если человеку и самому его жизнь не дорога? А ничего. С теми мыслями постаралась отрешиться от всего и голову откинула на плечо попутчика своего, тяжело вздохнула.
— Дурак он. — сказал он, тихо.
— Потому что любит ее?
— Любовь хороша, когда человек собой остается и силы из той любви черпает. А если нет… Да и не любовь это вовсе.
К обеду привал не делали, так и грызли мясо вяленое и куском хлеба, запивая кислым вином. Я до этого ни разу такого напитка не пробовавши, охмелела совсем. Потому пришлось меня колдуну бывшему еще и придерживать, чтоб коню под копыта не свалилась.
А на ночлег стали, когда стемнело совсем. С обозом княжич три десятка людей оставил, остальные же разбились по лесу, только по свету костров понять и можно было где они есть.
Когда же шатер ему натянули, меня позвал.
— Есть тебе что мне сказать? — спросил, приглашая вечерю с ним разделить.
Я ж отказываться не стала. И утолив голод только, говорить начала. Княжич меня не торопил, понимая, что бабе в походе тяжко.
— Сказать есть что. Только сначала спрошу. Хочешь ты завоевать эту землю или же потом и править на ней? — спросила, отхлебывая горячий травяной отвар.
Он же на то сказал, не как воин, а как правитель:
— Я не простой вояка, Критиана, и прежде всего будущий князь. И хоть и греет меня манит слава воинская, а все же о благе государства думать должен.
— Тогда слушай меня. По ночи вернется твой отряд, скажет, что впереди город большой. Там почти мужиков и нет. — вздохнула я вспоминая свой родной город. — Защищать его и некому. Да все же стены вокруг него крепкие. Ты все равно его возьмешь. Так то и не победа будет, если с мечом туда придешь, а резня. А если сам поедешь, с тремя-четырьмя десятками воев, сговоришься по-доброму. Сами ворота откроют.
Читать дальше