Ольга Хмелевская - Дар. Золото. Часть 3

Это я не понимаю! Или чего-то не знаю. Вместе с лекарем, кстати. С каких крысиных ушей эти двое решили, что шушальский выглядит именно так. И ладно бы дракон, Серго тут с какого боку?

Видя наше с лекарем удивление, смотритель маяка смутился.

- Я ж монах. В смысле, бывший. Санька, ты-то должен помнить, я тебе рассказывал.

- Ты не рассказывал, чем занимался в своем монастыре! Да я вообще думал ты неграмотный! И потом, за знание языка я получил высший бал! Это совсем не тот…

- Погоди, не кипятись. Монахи грамотные. В смысле, первое, чему там учат, это языкам. А у шушальского даже не две, а три грамматики. Та, что в твоей тетрадке самая новая. И самая простая.

Я смотрел на смотрителя маяка и вспомнился мне разговор с другим «дедушкой». С контрабандистом Жаеном. И на языке, как репей завертелся вопрос, который я просто не мог не озвучить.

- А зачем, Серго? Зачем монахам знать несколько языков? - я огляделся по сторонам. - Зачем монахам знать, как устроен, например, механизм поворота маячного фонаря? Зачем они изучают алхимию? Зачем в монастырях такие порядки, какие больше подходят условиям военного гарнизона? Неужели, только для того, чтобы обращаться с молитвами к Небесам по десять раз на дню? Как по мне, так Небу вообще не нужны слова. Оно и без слов нас понимает.

Серго посмотрел на меня внимательно и вдруг задал странный вопрос:

- Ты тоже лэр? Как Санька.

- Месяц назад им стал. А что?

- А-а, бастард, - проницательно заметил Серго. - Видишь ли, в монахи уходят не от горячей веры в Небеса. От нее тоже бывает, но чаще от нищеты и безысходности. Не все рождаются способными держать в руках меч. Слабых да больных больше. Им тоже хочется жить. А если у слабого тела светлая голова и талант? А этот талант ни драться, ни воровать не может, что остаётся? Вот и идут бедные, слабые, но умные туда, где есть возможность не помереть с голоду, да еще и знания получить. Или наукой заняться. Монастырская казна богата и на роскошь не тратится. А на счет армейских порядков… Так как по-другому? Все ж парни. Да молодые. Порядок должен быть. И подчинение старшим. Иначе хаос начнется.

- Это понятно. Но для бедных и умных есть приюты, где и грамоте учат и лечат даже, бывает. Религия-то тут причем?

Серго прищурился и выдал совсем уж крамольное:

- Тут такое дело, парень. Религия это власть. Это просто тихий, скрытый способ управления людьми. Когда послушник приходит в монастырь, он учиться подчиняться этой власти. Становясь выше он учиться подчинять. Не мечом и золотом, а словом и воздушными замками.

- А ты? Тебе не понравилось управлять людьми?

Смотритель заморгал, не понимая, отчего это его на откровение пробило. Ну не знал он, что я эмпат и иногда очень сильно хочу, чтобы люди были со мной откровенны. Вот как сейчас. А я понял, почему Серго монах бывший. Да его за такие речи метлой из храма гнать надо! Что, по-видимому, и произошло.

- Э-э… Сань, вам помочь что ли? С переводом? - он растерянно пытался уйти от ответа.

- Конечно! - воскликнул Саня. - Спрашивает он. Вдруг здесь то, что многие жизни может спасти?!

Бывший монах тяжело вздохнул.

- … или убить. У монеты две стороны.

4

Весь день до самого вечера Саня, Серго и я переводили записи Баяна.

Прервались только на обед. И то, если б не Машка, мы и обошлись бы. Но вернувшийся с хануром на плече оборотень деловито полез по кастрюлям, открыл крышку на сковороде, разочарованно фыркнул, и демонстративно громко начал растапливать печурку. Кончилось это тем, что мы всей кучей помогали нетерпеливому кошаку: подносили, уносили, чистили и шинковали, и даже спускались за припасами в глубокий скальный подвал, где было просто зверски холодно. Так оборотень решил показать свою высокую квалификацию в деле приготовления еды. Показал. Припахал всех. Даже Пончика, заставив пушистого притащить в зубах укатившуюся под стол картофелину. И обед, конечно, удался. Особенно если учесть дельные советы Серго.

После обеда мы вновь сели за перевод. Бывший монах переводил, диктовал, а Саня записывал. Не сказать, что «переводчику» было легко, все-таки шушальские тексты он видел давно. Некоторые слова ставили его в тупик, он замолкал, пытался угадать по слогам или смыслу, но Саня, как правило, махал рукой – мол, дальше, я всё понял – и дело продвигалось быстро.

В первой тетради, довольно тонкой, были в основном рецепты, и ее перевод сопровождалась возгласами: «дальше, это я знаю!», «это тоже», «это он при мне делал», «отсюда помедленнее». Зато над второй пришлось повозиться.