Татьяна Линг - Святослав Загорский. Закон Севера [Publisher - SelfPub]

Что-то нависло над ними, великий хан стал смурнее, меньше звал Осинку к себе, хотя та и не желала появляться ему на глаза. Даже старая карга – и та притихла, не подсылала к Осинке отравительниц или сплетниц, лишь отправляла в свою очередь впереди Орды доверенных ей людей. И Осинка понимала, что, вероятно, впереди их ожидает битва гораздо серьёзнее, нежели стычка с литовцами и Московским князем. Стычка, в которой ей уже не придёт на помощь великий хан или князь. Стычка, к которой в напряжении готовится Орда. И тревога ворошила сердце. А может, получится сбежать? И вдруг с укором себя сама наказывала да ругала: как можно после всего, что хан для неё сделал.

Уйти, убежать – это не про Осинку, даже, что виноватая перед ним оказалась, но за то себя тоже не винила, только с тревогой смотрела в будущее.

Через три недели тяжёлого перехода Орда вошла в Каракорум, осев рядом. Гул и гомон влились в этот великий городище. Столько иностранного люда Осинка не видела и в жизни, хотя рабов со всех концов света у великого хана было столько, что и не сосчитать. Яркие китайские наряды чередовались с темными людьми, краски, новые запахи раздражали и волновали девушку. Выделив охрану да сменив одежду Осинка влилась в рыночный поток.

– Красивая! – рядом вертелся торгаш, светя белозубой улыбкой. – Возьми шелка! Такой шёлк под стать самой королеве!

Осинка улыбнулась в ответ, заворожённо рассматривая радужную тонкую ткань, да такую, что и правда в жизни не видела. И вдруг захотелось такой ткани, и красивой быть захотелось и любимой, и счастливой и убрать-позабыть волнения и печали, одолевающие её.

– Беру!

– А вот это посмотри! —крепче уцепился в Осинку торговец, старательно пытаясь заманить в свою лавку. – Тут ещё больше тканей! Посмотри, красная как кровь твоих врагов!

Осинка снова улыбнулась и позволила себя ввести в тёмную палатку.

– Усаживайтесь, госпожа! – продолжал лебезить торговец, – А уж Семири для вас достанет самый лучший товар!

Он щёлкнул пальцами, и тут же двое красивых и нежных юношей внесли два тюка разнообразных тканей, а Семири, не унимаясь, расхваливал и себя, и свой товар.

– Скоро прибавления ждёте, так вот, нежнейшая ткань для будущего ребёнка. – Он раскрыл белоснежное покрывало. – А вот и тонкая шерсть! Лучшее для степных переходов!

Осинка выбирала, что-то откладывала для себя, что-то хотела подарить хану, а что-то выкидывала, показывая продавцу, чтобы не мешал разный товар, что и она в чем-то разбирается и её так просто не проведёшь.

– Вот это беру, а это убери! – Она потрогала небольшое покрывальце, что хорошо пошло бы в кроватку. – Это тоже возьму!

– Хорошо, госпожа, – кивал торговец, – А ещё…

– Нет, нет, – прервала его Осинка, – достаточно!

Она подозвала Тута, чтобы тот расплатился да договорился, куда доставить, как вдруг лёгкое, как пёрышко, касание заставило все тело вздрогнуть. Как в дурном сне, потемнело в глазах, а сама Осинка стала отчего-то оседать на пол. Видела, как обнажились мечи её охраны, а в голове билось мыслью одно: с ней что-то не так. Она медленно, почему-то очень медленно перевела взгляд на свой живот и так же медленно удивилась, как много крови из неё выливается. Понимала, что надо руками обхватить живот, спасти ребёнка, но руки повисли безвольными плетьми.

В неё полетело детское покрывало, упало на живот, пропитываясь кровью насквозь. Осинка не понимала, почему она никого не слышит, а только смутно наблюдает все со стороны. Свалку, возле которой валялась на полу. Как нет-нет да отблёскивала сталь. Она заметила без эмоций, как упал рядом молодой юноша с разрубленным напополам лицом. Как её несколько раз отпнули, и она только слабо среагировала на тупую боль, что отмечало сознание с задержкой. Медленно, все медленно окутывалось тьмой.

– И что? Нет такой Аксиньи в Пересеченске? – Ладимир чуть прикрикнул на воеводу и тут же устыдился, когда Трофим взглянул на него с жалостью, что ли, с пониманием таким, что внутри перевернулось, а все потому, что не давало покоя ему наставление Святослава о том, чтобы не отпускать любовь.

Вернулся тогда после откровения Загорского. Задело его сильно, долго думал «медведь», вспоминал Аксинью, что по глупости отказалась от него. Задавал вопросы себе, а что было бы, ежели он остался кузнецом? Аксинья была бы его, р о стили сына в добротном доме. Разбили бы хозяйство, завели корову да курей с гусями. Не побиралась бы тогда точно Аксинья, его стала женой перед народом и богом. И тоска по другой, не фальшивой жизни впилась в него. Спохватился князь тогда воеводу упросить найти сыну мать. Захотел, чтобы правильно получилось, не как у Загорского.