София Серебрянская - Не бойся темноты [СИ]

Больше Змеиный Фантом никого не убьёт.

Перед глазами покачивался серо — белый коридор со множеством дверей. Конец его тонул в безжалостном голубоватом свете электрических ламп. А может, конца не было и вовсе: стоило сделать шаг вперёд — и там, вдалеке, возникали смутные очертания всё того же коридора, всё тех же совершенно одинаковых дверей, выкрашенных чёрной краской.

Где — то плакал ребёнок.

Коридор переполнялся тихим плачем и неестественно громкими шорохами, какие издаёт карандаш, цепляясь за бумагу. Ребёнок, кем бы он ни был, там, впереди. За одной из чёрных дверей.

Ричард шёл по коридору, толкал двери, открывал — и повсюду видел одну и ту же комнату, белоснежную комнату, похожую на больничную палату. Грустно поскрипывала, покачивалась из стороны в сторону забытая капельница. Порой проминалась кровать, словно на ней ворочался кто — то невидимый, но оттого не менее осязаемый.

А ребёнок всё плакал.

Ещё одна распахнутая дверь, ещё… Череда одинаковых комнат сливалась в одну бесцветную полосу, рябила, точно потревоженная вода в мелкой лужице. Пятно впереди. Белое. Белая дверь в бесконечном чёрном ряду.

Толкнув дверь, Ричард остановился. Она не поддалась. Все остальные открывались с одного лишь лёгкого прикосновения, эта же не спешила распахиваться. Заперто? Нет. Повернулась ручка — и с тихим скрипом белая дверь приоткрылась.

Комнату — стены, пол, даже потолок — усеивали рисунки. Не выведенные уверенной рукой профессионального художника, но по — детски перекошенные и простые. В самом центре комнаты, на полу, съёжился маленький мальчик. Он, тихо всхлипывая и высунув язык от усердия, скрёб бумагу карандашом, изредка откладывал, вытирал слёзы и снова принимался рисовать. На Ричарда мальчуган не обратил внимания, а может, и вовсе не заметил его появления.

Яркие детские рисунки, усеивавшие комнату, шелестели, меняясь местами. Ричард вглядывался, не понимая, что привлекло его внимание, когда ребёнок неожиданно шепнул, не поднимая головы:

— Вам нравится, как я рисую, мистер? Хотите, я покажу новые картинки?

В руку легла небольшая стопка. Вместо так любимых малышами ярких красок — серые, чёрные и красные хаотичные линии. Маленькая, почти кукольная фигурка человечка с длинными волосами, съёжившегося на кривоватой инвалидной коляске, такой же человечек — рядом с фигуркой. За их спинами — две фигурки побольше. Одна одета в платье, другая — в мужской костюм. Подпись кривоватым, детским почерком: «Мая симья».

Другой рисунок. Та же фигурка в коляске. Одна. Рядом с ней — фигура в чёрном. Почему — то от вида жутковатой тени, пусть и похожей на обыкновенную кляксу, кружилась голова. Стремясь оторвать взгляд, он схватился за следующую картинку. Тень снова была там, а вдалеке — приоткрытая чёрная дверь, к которой она волокла упирающуюся маленькую фигурку. На боку лежала брошенная коляска.

Стопка выскользнула из рук. Тень теперь проступала повсюду — на каждой яркой картинке, незримо стояла за спиной. Пространство стремительно теряло цвет, становилось всё более и более блеклым. В нос ударил острый запах стерильности, холода и каких — то лекарств.

— Я убил её — видишь? — мальчик протянул законченный новый рисунок, где тень была многократно перечёркнута красным карандашом. — Она не заберёт меня. Теперь уже не заберёт…

Ребёнок вскинул голову — и до самого мозга прожёг его взгляд. Светло — серый. Пронзительно — синий.

На плечо легла чья — то рука. Ричард закричал, отбиваясь от подкравшегося сзади существа…

… И получил по голове подушкой.

— Ты чего дерёшься? — по — детски надулась Лесли, опуская своё «грозное оружие». — Странный ты стал. Сначала бред всякий рассказываешь, потом во сне вопишь, как будто тебя там зелёные чёртики стриптиз танцевать заставляют…

Родной дом, знакомая комната… Может, всё, что было, ему приснилось? Может, всё произошедшее — лишь кусочки одного и того же кошмарного сна?

Следом пришли чёткие воспоминания, как он, шатаясь, брёл по улице. Как какая — то незнакомая женщина громко обзывала его то пьяницей, то наркоманом. Как он, чудом не упав, перевалился через подоконник и рухнул лицом в подушки.

Слишком, слишком подробно для сна. Значит — на самом деле. Значит — столкнул… Нет, не столкнул. Седрик сорвался. Сам.

— … Рикки, я тебя, между прочим, спрашиваю! — Лесли легонько потрясла брата за плечо, заглянула в глаза. Мурашки по коже. Холодный пот. Что он скажет сестре? Как всё это объяснит?.. И стоит ли вообще говорить хоть что — то?