Ника Ракитина - Ратанга [СИ]

— Я за тобой, — сказала она.

— Что? — я не поверила своим ушам.

— За тобой, — повторила она. — Нас ждут.

— Ты… хочешь, чтобы я поехала с вами… на охоту?

— Это было бы только справедливо, — ответила она тихо. — Ты ведь тоже пострадала из-за нее.

— А я не жалею! — я почувствовала, как губы кривятся от презрения. — Мне ее жаль, понятно?!

Хранительница взглянула темными, все понимающими глазами. Как будто знала меня всю наизусть! Как будто я была щенком, рычащим у ее ног! Я ненавидела ее сейчас.

Наверно, она это почувствовала. Повернулась и пошла прочь. Я смотрела ей вслед и вдруг поняла, что идет она чересчур твердо. Так ходят, сберегая силы. И потому я бросилась за ней и успела удержать прежде, чем она упала. Она навалилась на меня всей тяжестью, я едва удержалась на ногах.

— Не говори им, — прошептала она, — не говори ничего… Поедем… Ей не сделают ничего плохого, клянусь тебе…

Я промолчала. Я уже знала, что поеду. И знала, что эта женщина гораздо выше моих обид. Что она ни в чем не виновата передо мной.

Она вздохнула, отстранилась, потом положила руку мне на плечо — будто по-дружески. И повторила:

— Никому…

Могла бы и не напоминать, подумала я с тенью былой обиды. И мы пошли к воротам.

У ворот стояли семь оседланных коней. Вентнор, Боско, Харен и Болард ждали нас. Харен нервно оглядывался на Дом.

— Быстрее, — бросил он, — могут хватиться.

— Она что — так и поедет? — мрачно спросил Боско, уставясь на мое платье.

— Так и поедет.

Боско пожал плечами. Не продолжая разговора, Хранительница легко вскочила в седло, и я последовала ее примеру, хотя у меня вышло не так ловко. Вентнор протянул ей обруч с маской, и она приладила маску на лицо. Потом пустила коня вскачь, и все мы двинулись за ней.

Хижина так надежно была спрятана в разросшемся лестовнике, что мы не нашли бы ее без Хранительницы даже днем. Она уверенно повернула коня под лесные кроны, остальные поскакали следом, и я вместе с ними, сквозь влажный запах листьев и перечеркнутый длинными тенями серебристый сумрак, еще более неверный, чем темнота. Наконец заросли стали так густы, что не проехать. Разведчики спешивались и стремительно и бесшумно исчезали в них, только Вентнор задержался, чтобы помочь Хранительнице. Ох, если бы он подумал про меня…

Я неловко сползла по конскому боку. Под рукой оказалась шершавая стена. Я пошла, держась за нее. Запах лестовника и папоротника глушили.

Темнота делала происходящее еще страшнее. Почти звериный вой, глухое чмоканье ударов; мне под ноги, блеснув рыбкой, упал нож.

— Помоги! — я узнала Харена.

Потом кто-то запалил походню[1].

Эта женщина сидела, упираясь спиной в стену хижины, взлохмаченная, с яростными глазами. Боско стоял над ней, потирая глубокие царапины на щеке:

— Вот змея!

— Скорее кошка, — Харен, тяжело дыша, зажимал ладонями раненый бок.

Вентнор, поддерживая Хранительницу, что-то шепотом спрашивал у нее. Она качала головой, с трудом улыбаясь, громко отвечала:

— Да нет, что ты… все хорошо.

Все случилось слишком быстро. И я, ошеломленная, стояла и смотрела — на Вентнора и Хранительницу, на Боско, на Харена, на связанную женщину с моим лицом, сидящую у стены. Потом оглянулась на Боларда, стоявшего рядом. Он словно застыл, и я вспомнила, что он любит ее, до сих пор любит… И вспомнила еще, как тогда схватили меня, как ныли ободранные запястья, как было больно и унизительно. Ей, наверно, тоже сейчас так. Как они ее… Как звери!

Боско что-то втолковывал вполголоса Вентнору и Хранительнице.

— Нет, — ответил резко Вентнор, — не поедем. Темно. А Ратанга не рядом. Посмотри на Харена, он еле держится. И Странница…

— Я выдержу.

— Не выдержишь, — бросила вдруг пленница на удивление чистым и ясным голосом. — Я не промахиваюсь.

— Что такое? — Боско недоуменно взглянул на Хранительницу. И вдруг догадался:

— Ранена?!

Он метнулся к пленнице, рывком поднял ее за ворот рубашки. Ткань затрещала.

Пленница расхохоталась. Вентнор молча потянул из ножен меч.

— Нет! — сказала громко Странница. — Не сметь.

Они замерли. Странница, мягко отстранив руку Вентнора, подошла к пленной.

— Отпусти ее, — Боско повиновался. И добавила, обращаясь к той:

— Ты все-таки промахнулась.

Пленница продолжала смеяться, кусая губы. Потом проговорила сквозь смех:

— Очень уж вы милосердные! Никак не отучишь…

— Будь моя воля, я бы тебя от многого отучил, — процедил Харен.