Это была ложь.
Вместо этого Кара целыми днями искала признаки того, что она сделала хоть что-нибудь хорошее. В Чащобе, насколько она могла судить, все оставалось по – прежнему. Растительность была такой же буйной и враждебной, как всегда. В подлеске, как и раньше, бродили порченые животные.
Мэри говорила ей, что нужно просто подождать. «Чащоба страдала сотни лет, – твердила она. – Как можно ожидать, что она оправится в одночасье? Может, и года не хватит!»
Кара не была уверена, что ей стоит верить.
Она прошла между двумя серыми вязами – с их листвы, воняющей гнилью, капала какая-то жёлтая жижа, – и увидела на ветке у себя над головой знакомый силуэт.
– Здравствуй, Наблюдатель, – сказала Кара.
Одноглазая птица бесстрастно смотрела на неё. Кара побагровела от стыда, вспомнив их последнюю встречу. Она обвинила Наблюдателя в том, что он пытается её обмануть, и ударила птицу заклинанием…
– Прости меня, пожалуйста, – сказала Кара.
Глаз Наблюдателя сделался нежно-сиреневым, а потом, немного спустя, завертелся и приобрёл цвет спелого персика. А потом, прежде чем Кара успела что-нибудь ответить, птица улетела прочь.
«Такие красивые цвета! – подумала девочка. – Я думаю, это значит, что Наблюдатель меня простил. Я на это очень надеюсь!»
Но наверняка она этого знать уже не могла. Она больше не понимала того, что говорит ей птица.
На следующее утро она неожиданно для себя самой постучалась в двери к Сордусу. На двери было нацарапано «ДЕМОН». Поначалу деревенские держались от него в стороне из страха, но мало-помалу начинали смелеть. Ещё немного – и они на него набросятся. Теперь это только вопрос времени. Хотя они довольно охотно повиновались ему, пока он обеспечивал им защиту от опасностей Чащобы, теперь народ Калы-Мальты винил Сордуса в том, что он заморочил им голову. Мэри пыталась объяснить, что он находился под заклятием и потому не может отвечать за свои действия, но всё это было впустую. Как только люди решили, что ты плохой, переубедить их уже невозможно.
Кому это и знать, как не Каре?
– Доброе утро, – сказал Сордус, отворив дверь. Он был во всём чёрном: чёрные штаны и рубаха с чужого плеча, которая была ему велика. Ни следа оранжевого.
– Мэри говорила, ты хотел меня видеть, – сказала Кара.
– Хотел. Заходи.
Кара попятилась и замотала головой. Она готова была говорить с Сордусом, если надо, но не в замкнутом пространстве. Пусть он выглядел как человек, для неё он навсегда останется Лесным Демоном. Наверно, она была так же несправедлива, как и деревенские, но Кара ничего не могла с собой поделать.
– На улице, – сказала она.
Они пошли по главной улице. Рубеж был разобран, дерево сожгли. Что это означало для тех несчастных, кого поглотила изгородь, Кара не знала. И выяснять не собиралась.
– Слушай, а «Сордус» – это твоё настоящее имя? – спросила Кара.
Он пожал плечами. Его волосы, ещё несколько дней назад тёмно-русые, теперь густо подёрнулись сединой. И морщин на лице прибавилось.
– Не помню, – ответил он. – Может, и настоящее. Но подробности моей жизни до того, как она превратила меня в это чудовище, теперь вспоминаются смутно. Я был вексари, как и Риготт. Кажется, когда-то мы даже дружили. Но Риготт пользовалась магией направо и налево и пожертвовала слишком много своих воспоминаний ради того, чтобы обрести могущество. В конце концов она даже начала забывать, что она человек.
Кара нервно прикусила губу. Несмотря на то, что магии она лишилась, потерянные воспоминания к ней так и не вернулись, и их отсутствие постоянно грызло её.
– Это тогда ты устроил ей ловушку? – спросила она.
– Всё не так просто, – ответил Сордус. – Здешние жители рассказывают одну историю. Может, ты её слышала? Жила-была избалованная принцесса…
– Слышала, – ответила Кара. – Но я так понимаю, что в ней всё наоборот. Это Риготт принесла принцессе гримуар. А ты пытался её остановить.
– Отчасти ты права, – сказал Сордус. – Когда я принялся рассказывать жителям деревни эту историю – или, точнее, когда Риготт подсадила эту историю в мой разум и заставила её рассказывать, – она и в самом деле поменяла нас местами. Думаю, ей было забавно выставить меня негодяем, к тому же это соответствовало моей новой личности Лесного Демона. Но гримуар принцессе принёс я.
Он умолк, грустно посмотрел на Кару.
– Её звали Евангелина, и временами она бывала добра – особенно ко мне, королевскому советнику. История об этом умалчивает.
Читать дальше