Эйне Крэбтри: Вор

Хотя листья уже начали опадать, желто-красное полотно все еще мелькало перед глазами. Камилла сравнивала листья с синяками. Цвета напоминали ей о безнадежной битве с приходящей зимой — грустной, но в то же время смелой, а потому и красивой. Хотя, учитывая жару, которая стояла в ноябре, было достаточно сложно представить здесь зиму.

Камилла не обращала внимания на здания с тщательно разработанным дизайном и упорядоченной архитектурой. Ей сейчас так не хватало утешительной суеты плотного мегаполиса. Еще один фактор к списку вещей, который вызывал отчуждение.

Странность была в том, что впервые в жизни, она не выглядела чужой. Ее родители были шотландцами; ее золотые вьющиеся волосы и зеленые глаза не так уж и распространены в Японии, где она родилась. Там она была объектом любопытства, несмотря на то, что вела она себя как настоящая японка. В отличие от Габриэля…

Никто, кто встречал их, не спрашивал, действительно ли Габриэль ее отец. И так было очевидно, что нет. Ему было около тридцати, но выглядел он моложе своих лет. Несмотря на его безукоризненный английский, он был определенно японцем: не очень высок, с раскосыми любознательными глазами и прямыми черными волосами, которые будь бы на дюйм длиннее, можно было бы собрать в хвост. И хоть он и выглядел как японец, но не скрывал свою неприязнь к стране, на протяжении всех тех шести лет, когда был опекуном. Он отрекся от суши материка, раздражался по поводу языка (его японский был таким же проблемным, как и ее английский) и ненавидел еду.

— В Японии вся еда на вкус как морская вода, — часто говорил он.

Он никогда не рассказывал Камилле откуда родом, но, видя его отношение к английскому, она была почти уверена, что он американец. В конце концов, об этом городе он уже прожужжал ей все уши.

Габриэль открыл входную дверь, и Камилла зашла в здание вслед за ним. Они оставили дверь открытой, чтобы хоть так сюда попадал воздух — центральная вентиляция еще не была восстановлена. Незавершенное строительство было везде. Фасад дома все еще выглядел как небольшое святилище храма с колоннами и витражами, но скамьи уже наконец-таки убрали. Козлы и листы гипсокартона всё еще находились здесь, но в конечном итоге, появятся столы и стулья, а также ковры, застилающие каменный пол. Тут много пространства, на потолке специальная ниша, в которую встроены софиты из цветного стекла. На первом этаже будет прилавок и, собственно, кафе. На втором — их комнаты. Первоначально они служили комнатами для священника, так что не нуждались в большом обновлении. За исключением, водопровода, который нужно проводить повторно. И крыши, которую нужно починить. И порванных ковров. Видимо, под двумя отвратительными зелеными коврами должен быть отполированный деревянный пол. А также тут были груды старого хлама, от которого еще предстояло очистить шкафы. Да-а. Не так уж и много обновлений.

Но внизу, в святилище, то есть в столовой, строительные работы шли куда лучше, полагала она.

Габриэль был в восторге.

— Вот здесь будем готовить чай и кофе, — он указал, где именно. — Вид будет лучше, когда прибудут столешницы. Прилавок и кассу поставим здесь. Нужно еще подождать, пока установят стекло. Тут будет полно еды, которую ты не хочешь есть.

Камилла поморщилась.

— Всё, что ты собираешься делать, будет покрыто шоколадом, или карамелью, или же вообще изначально сделано из сахара.

— Это пекарня, детка.

— Можно печь вещи без сахара, знаешь ли.

— Например?

— Например, пирог с карри, — это слоеный пирог с мясной начинкой. — Или чука-человек.

— Китайские свиные булочки? Это далекий юг, Камилла. Никто не будет это есть.

— Откуда ты знаешь? — вызывающе спросила она. — И «далекий юг», — последние слова она произнесла на английском, акцентировав на них внимание. — Что бы это еще значило?

— Это то, где мы находимся. Это регион, который охватывает несколько штатов в южно-восточной части США. А это означает две вещи. В общем-то, это означает кучу всяких вещей, но я озаботился только двумя: во-первых, тут готовят лучшую в мире еду. Это родина хороших и честных людей, которые понимают, что масло — это хорошо, бекон — еще лучше, и нет никакого смысла в чае, если он не состоит на девяносто процентов из сахара. Во-вторых, здесь никто не знает, что такое пирог с карри и даже, если ты уговоришь кого-то попробовать его, тебе вежливо улыбнутся, из-за хороших южных манер скажут, что он хорош, но никогда не закажут его снова.