Виктория Шваб - Туннель из костей [litres]

– Видишь эти отметины? – мама указывает на внутренние стенки саркофага. – Это следы человеческих ногтей, – она неопределенно шевелит пальцами. – Значит, их погребли до того , как они умерли.

– Ничего подобного, – упрямо заявляет Джейкоб. Я с ним согласна и радуюсь, когда мы переходим в зал с мраморными статуями.

– Память о прошлом очень важна, – говорит папа, пока мы переходим из зала в зал. – Нужно обращаться к нему, изучать его, исследовать. Изучение прошлого помогает проживать настоящее и открывать будущее.

А еще воспоминания о прошлом помогают двигаться дальше , думаю я. Помогают освободиться .

Джейкоб начинает отставать, на одну ступеньку, вторую. А потом я оглядываюсь и вижу, что его нет рядом. Родители, держась за руки, остановились и любуются статуей. Я отхожу от них, предупредив, что скоро вернусь. Как ни странно, они не возражают.

Я нахожу Джейкоба на другом конце зала. Он сидит на скамье, уставившись на какой-то камень, накрытый стеклянным колпаком.

– Эй, – я сажусь рядом с ним.

– Эй, – вяло откликается мой друг, отводя глаза. Он долго молчит, потом прерывисто вздыхает.

– Кэсс, – медленно начинает он. – Я готов рассказать.

– Что рассказать?

– О том, что со мной случилось.

Я замираю. Я всегда хотела узнать это, но Джейкоб не хотел об этом говорить. Я не виню его, не могу винить. Разве приятно вспоминать о том, как ты умер?

– Ты уверен? – спрашиваю я.

Он отвечает так тихо, что я не сразу понимаю.

– Ага.

Джейкоб смотрит вниз, на свои руки, лежащие на коленях, и мы оба замечаем, как выглядят его пальцы. Они не такие прозрачные, как раньше.

– Джейкоб, – начинаю я, – если ты не готов, не обязательно…

Но он не дает мне договорить.

– Я все помню. Пока помню. Но я знаю, что единственная разница между мной и Тома в том, что я ничего не забыл.

– Это не единственная разница, – перебиваю я. – Еще у тебя есть я.

– Точно, – говорит Джейкоб. – Поэтому я и хочу все тебе рассказать. Чтобы, если стану забывать, ты помогла бы мне вспомнить.

Я неуверенно киваю.

– Ладно. Говори, я слушаю.

Он запускает руки в волосы, зачесывает волосы назад. Я тысячу раз видела этот жест, но никогда еще у Джейкоба не было такого серьезного и печального лица.

Я невольно вспоминаю мальчика, которого увидела в осколках зеркала, другую версию Джейкоба, потерянного, мертвенно-бледного и мокрого. Но этот Джейкоб другой. Он здесь, рядом со мной, закрыл глаза, наморщил лоб и весь собрался – видимо, ему трудно сказать правду. И все же он начинает говорить:

– Эллис Хейл.

– Кто это? – не понимаю я.

– Я, – он резко открывает глаза. – Это мое имя, его остальная часть. Джейкоб Эллис Хейл.

Джейкоб Эллис Хейл.

Очень странно, но эти два имени делают Джейкоба более… реальным. Это так странно, потому что он и так всегда был для меня реальным. Но я всегда знала его только таким, какой он сейчас, с лохматыми светлыми волосами, в футболке с супергероем и потертых джинсах – постоянным, неизменным…

– Мертвым, – заканчивает он за меня.

Впервые за все время я слышу от него это слово. И сейчас он кривится, как будто съел что-то гадкое.

– Я родился в Стретчклайде – это на севере штата Нью-Йорк. Но потом мы переехали в Лэндинг. Мне тогда было восемь.

Лэндинг – это городок рядом с нашим, на другой стороне реки.

– Восемьсот пятьдесят семь. Вот сколько дней назад это случилось, если подсчитать. Я каждый день считаю.

Мне не нужно говорить ему, что я тоже считаю, считаю каждый день, прошедший с тех пор, как я (чуть не) утонула. У меня это триста девяносто два дня. И я ведь даже не стараюсь ничего запоминать, просто просыпаюсь каждый день с этим знанием.

Но в случае с Джейкобом мне приходится произвести в уме кое-какие подсчеты, а это непросто – у меня с математикой всегда проблемы. И я еще вожусь с делением, когда он говорит: «Два с половиной года».

Два с половиной года.

Значит, если бы он остался в живых, сейчас ему было бы почти пятнадцать. Я знала, что Джейкоб старше меня – должен был быть. В конце концов, сейчас-то мы ровесники, а утонул он раньше, чем я.

– Но если в этом и есть какой-то плюс, – реагирует он, – так это то, что я не чувствую себя старше. Возможно, у всех призраков так же.

– А может, мальчишки просто позже взрослеют, – шучу я.

Он слабо улыбается.

– Извини, – спохватываюсь я. – Продолжай.

Он снова вздыхает.

– Ну, в общем, мы с братьями…

Братья. Семья. Я невольно вспоминаю о Тома и Ришаре, о той странной тяжести, которая легла на плечи Джейкоба, когда мы узнали правду о Тома.