Федор Чешко - Изверги [= Урман] [litres]

Мечник вздохнул, и, старчески шаркая сапогами по вытоптанному пыльному малотравью, двинулся к градским воротам. Сунься Векша вновь корчить из себя ходячий костыль, наверное, теперь Кудеслав бы позволил.

Но Векша не сунулась.

Она, приотстав, следила за коршуном. Да как следила-то! Напряженно сощурясь; пробуя повторять движеньями пальцев птичьи круги да петли; беззвучно шевеля серыми искусанными губами – словно рассказывая что-то себе самой…

Говорят, в полете хищных птиц можно разглядеть будущее.

Можно.

Только не нужно.

Брось, Векша, пойдем.

Зачем тебе будущее, которое несут крылья стервятника?

Каким бы оно ни казалось – зачем?

Яромир в просторной белой рубахе распояской, в перепачканных землею штанах, босой сидел на крыльце общинной избы и разговаривал с пристроившимся ступенькою ниже одноглазым Путятой. По всему было видать, что оторвался старейшина от какой-то работы и через мгновенье-другое возьмется за нее вновь – вот только беседу закончит.

Увидав перед собой Кудеслава, Яромир смолк на полуслове, обвел медленным взглядом быстро наполняющуюся людьми площадь… и круто заломил бровь, изображая полное недоумение. Ну, это уж он чересчур. Ведь не мог же старейшина давеча не приметить торопящихся к реке сородичей, не расслышать их крики про объявившийся челн… С чего ж ему теперь вздумалось притворяться?

Несколько мгновений на площади было довольно тихо. Толпа копилась за спиной Мечника, однако вплотную к нему не приближалась, не принимала в себя ни самого Кудеслава, ни стоящую чуть позади него ильменку. Припоздавшие давились в тесноте, жали на передних, но те чудом каким-то удерживались от одного-двух шагов, которых хватило бы, чтоб Кудеслав оказался не перед всеми, а во главе всех.

Наконец Яромир разлепил губы.

– Ну, что скажешь? – спросил он, не вставая. – Вижу, какие-то важные новости у тебя. Только вот людей зря ты от дел оторвал да приволок за собою. Ладно уж, пусть – не гнать же теперь… Да будет тебе молчать, говори же!

Кудеслав скривился, проглотил застрявший в горле комок.

– Мы разыскали челны с общинным товаром. На гиблой старице. Побили чужих людей, что их угнали и до минувшей ночи хранили. – Он вновь судорожно глотнул. – Двое ворогов живьем схвачены. Вот, все – пока.

Яромир еще круче выгнул бровь, кожа на его лбу пошла частыми складками.

– Что отбил челны – хорошо. Ты потерял – ты и отбил; считай, загладил свою вину.

Кудеслав ошарашенно захлопал глазами. Какую вину, что он плетет?! А старейшина невозмутимо продолжал:

– Правда, из-за тебя сородичи погибли… Поди, и теперь кого-то не досчитаемся?

– Злоба на кол напоролся, – торопливо вякнули из толпы (верно, подал голос один из гребцов). – Там ловушки были понакопаны… а он впереди… а она хрусь под ногами-то! Ну, он и… это…

– Снова, значит, кровь родовича на тебе, – с грустной укоризной выговорил Яромир, не давая себе труда дослушать рассказ о Злобе. – Ну, боги с тобою, ступай уж. Будет сход – вместе подумаем, чем будешь эту вину заглаживать.

Он опять повернулся к Путяте, собираясь продолжить оборванный Мечниковым появлением разговор.

Толпа загомонила, заворочалась – вот-вот начнет расползаться. А Кудеслав все никак не мог опамятовать. Спина горела от недоброжелательных, а то и вовсе враждебных взглядов; из гуденья множества голосов ухо умудрялось выдергивать и "Урмана", и что похуже…

Ай да Яромир! А запрошлой-то ночью: "Великое счастье, что у общины есть ты!" Да истово, да со слезой! А теперь…

Нет, ну до чего же ловко он тебя, ты, Мечник без меча! Десяток не гневных даже, а всего лишь осуждающих слов – и как сразу переменились к тебе сородичи! Казалось бы, только что снизу вверх глядели; слушались почти как самого Яромира (ну, не все, конечно, однако же очень многие) – и вот, на тебе. Хотя перемена эта, в общем-то, понятна. Прямая угроза минула, нужды в оборонщике Мечнике не стало (тем более, что меча у него тоже не стало); а род лишился и многих родовичей, и вешнего торга, и очень бы не худо выискать кого-нибудь во всем этом виноватого, чтобы каждый мог на нем досаду сорвать. Вот и выискался виноватец – ты. И всем хорошо; особливо доподлинным виноватцам.

Ловок, ловок старейшина. Теперь железноголовому Урману осталось лишь утереть рожу, поджать хвост да забиться в щелку. Чтоб и не видать, и не слыхать было. А то ведь сход – он, не ровен час…

Ан погоди-ка еще, друг Яромир!

– Слышь, старейшина! – Кудеславов голос лязгнул холодным железом, и Яромир невольно обернулся на этот лязг. – Ты бы, старейшина, головы не морочил ни мне, ни им! – Мечник ткнул пальцем себе за спину, указывая на вроде как передумавшую расходиться толпу. – И не напирай на меня брюхом-то, со мной по-злому не сладить. Это с Кудлаем твоим легко: разок в рожу двинул, глядь – а в яме уж не тот покойничек, что был прежде. Так?