Федор Чешко - Изверги [= Урман] [litres]

А Белоконь хрипел:

– Ты, чем рыпаться, думай… думай лучше, какую жертву Роду принесть, а какую Радуницам да Навьим. За избавление. Но ты… и сам молодец. Кто б еще успел из-под давилки вывернуться? Тебя только самую чуть, вскользь… А будь ты медлительней, так по самые уши бы… Не выхаживать – выкапывать бы пришлось…

Хранильниковы слова с трудом пробивались сквозь плотный гуд в ушах; Мечнику казалось, что если он только попробует заговорить сам, то голова непременно в тот же миг оторвется от шеи и вприпрыжку укатится куда-нибудь под горку. Но он все-таки попробовал.

– Хорош молодец…

Кудеслав сам поразился: оказывается, его забитый песком пересохший рот способен выплевывать вполне разборчивые слова.

– Молод… Ой! Молодцы в давилки не попадают…

Волхв трудился, сопел, бормотал невнятно:

– Дурень! "Кто у очага греется, тому ништо и не деется; а кто в лесу добывает, того судьба ломает, зато и славою наделяет!" Слыхал? Понял? Вот и молчи. Скоро уж встать позволю… коли устоишь.

Мечник устоял. Земля под ногами, правда, покачивалась; в ушах будто бы Зван со своим подручным затеяли меч отковывать; перед глазами вдруг стало уж вовсе сумеречно (впрочем, может быть это на Волчье Солнышко облака натянуло)…

В общем-то, Кудеслав впрямь легко отделался. Прав Белоконь: надобно будет воздать и Светловиду-Роду, и Навьим, и Радуницам, и, верно, Лесному Деду еще – его ведь владения, ему тут решать, чему быть, а чему пока погодить…

Наверное, Мечник и сам бы дошел до речного берега, но этого ему не позволили.

Ему позволили только самому нести свои рубаху и полушубок, потому что Векше при ее полуторарукости не удавалось захватить всё (шлем на голову, пояс через плечо, топор под мышку, доспех в охапку, а дальше? И, кстати, со всем этим еще и самой как-то брести нужно!).

А волхв нести ничего не мог: у него был посох, и еще он помогал идти другу-Кудеславу (вернее, мешал ему идти собственными ногами).

– Ты, – дорогою говорил хранильник, – между прочим от давилки не только сам уберегся, но и меня уберег. Я след в след за тобой бежал. Так что перепрыгни ты через тот ремень или успей свернуть, бревнышко бы мне, старику, досталось. То-то бы возликовала одна твоя знакомица! Возликовала бы, рыжая?

Векша опять фыркнула, сверкнув на волхва глазами.

– Ну вот! – обрадовался тот. – Я же говорю: не векша она – рысь кусючая.

Кудеслав вдруг уперся.

– Погоди-ка. Тот, кого я гнал – он так и сумел удрать?

– Еще чего, – ухмыльнулся волхв. – Ты гнал, я догнал. И – посохом по темечку. Не бойся, живехонек он. Раньше тебя очухался.

– А куда ты меня ведешь?

Хранильник вмиг посерьезнел.

– К берегу, – сказал он. – Там оба – и твой, и этот. И Ковадло там – стережет.

– Костер какой-никакой там развели?

– Развели.

– Хорошо…

Кудеслав покосился на ушедшую было вперед Векшу, окликнул ее:

– Ты… покуда здесь будь. Или там, где все – возле челнов. А мы скоро…

Все десйствительно получилось скоро. И легко – даже костер не понадобился. Вот только ничего особо для себя нового Мечник от полоняников не узнал. Почти обо всем рассказанном (во всяком случае, почти обо всем главном) он уже и сам успел догадаться.

А вот Белоконь…

Нет, он тоже не удивился.

Волхв мудр, и он волхв; еще до начала событий нынешней черной весны он наверняка видел и знал многое, очень многое. Почему же, выслушав полоняников, хранильник так помрачнел?

Неужели он не догадывался?

Или догадывался, но боялся верить своим догадкам, просто не мог им верить, а тем более – делиться ими с кем-либо?

Наверное.

Ведь если такое и о таком человеке рассказать даже близкому другу, а потом окажется, что неправда, ошибка…

На мысе-когте, забирая скудные останки родовичей, волхв велел Кощею отвести мокшан в их град и воротиться в общину с Велимиром и сыном Звана.

Потом вышло так, что Мечник и Белоконь на несколько мгновений остались одни в очаленном к берегу челне – Векша незаметно ушмыгнула в кусты, а гребцы, перебивая друг друга, орали возле потухающего костра, рассказывая проведшим ночь на мысе родовичам, как выслеживали и побеждали супостатов.

Вот в эти-то мгновения Кудеслав спросил по-прежнему хмурящегося Белоконя:

– Скажи… А ты не мог про все ведовством дознаться, пораньше? Ну, что случатся этакие беды? И упредить… Неужели же боги…

– Боги и духи-охранители знают все, – тихо сказал волхв. – Но они не всегда соглашаются посвящать в свои знанья людей. Помнишь, я при всех стариках пробовал в общинной избе? Помнишь, что из того получилось? Я мог помогать вам, но не как хранильник – просто как человек. Мог, ан не смог…