— Но тогда за что?
— Всё очень просто. Ты оказалась очень плохим кандидатом на пост главы клана. Агнос позволял себе многое, но когда ситуация становилась жёсткой, он ставил интересы клана превыше всего. А ты рвёшься мстить, несмотря на то, что творится вокруг. Ты цинична настолько, что даже мне до тебя далеко. Месть и власть уничтожили всё то, что было в тебе хорошего. А ведь даже я ещё не сгорел дотла. Даже я ещё могу видеть в мире что-то прекрасное. Например, девчонок с фиолетовыми глазами, бьющихся за своё счастье против целого мира. Не боящихся отдать жизнь за тех, кого любят. Жаль, что мне не за кого отдать жизнь, но я обещаю, что найду, кому предложить её. В грядущих битвах я буду стоять на стороне тех, кто не отступится и не предаст. А что касается тебя… Прощай, госпожа. Мне очень жаль.
Он встал, подхватил стульчик и спрятал его в Хранилище. Белая руна мигнула на руке. Только когда исчезла защита, Денсаоли сообразила, что защита — была. В лесу не было тихо. Кваканье, утробное бурчание наполняли его.
Мердерик исчез. Денсаоли вскочила с тяжело бьющимся сердцем и повернулась. Крик замер у неё на губах, не в силах сорваться. Перед ней стояла огромная жаба.
— Ку-а-а-а… — проворчала она, и одна бородавка лопнула. В лицо Денсаоли плеснула прохладная вонючая жидкость.
Яд. Жабий яд. Таинственное вещество, разделяющее душу и тело.
Денсаоли завизжала, и тут же ещё добрый десяток бородавок лопнули на огромной туше жабы. Яд пропитал платье, растёкся по горлу, рукам. С жжением, сводящим с ума, он всасывался в кожу.
Денсаоли развернулась и побежала. Лягушки, скачущие слева и справа, сзади и спереди не прикасались к ней. Как будто жабий яд сделал её особенной. Они просто смотрели, как она умирает.
Долго бежать не получилось. Почва чавкнула под ногами, и Денсаоли упала — ступни засосало в трясину.
— Нет, — прошептала она, не в силах кричать. — Пожалуйста, пожалуйста, не надо!
Но болото затягивало её, лягушки хохотали вокруг, а яд… Яда было слишком много, чтобы говорить о противоядии. От случайных брызг ещё можно было исцелиться, ценой страшных изменений во внешности на долгое время. Но не тогда, когда тебя облили ядом с ног до головы.
— Я не хочу так умирать! — простонала Денсаоли.
Взлететь? Исчезнуть? Раскидать вихрем лягушек? Она ничего не могла. Магическое сознание слабо сверкнуло в голове сообщением о том, что магический ресурс равен нулю. Почему, куда он ушёл? Тоже из-за яда, что ли?
— Спасите меня! — завизжала Денасаоли, испепеляя последние силы.
Болото пожрало её до пояса.
— Я постараюсь, — раздался вдруг голос. — Но это будешь уже не совсем ты.
Денсаоли вздрогнула и повернулась. Этот голос был ей знаком…
Когда я умер, мне даже не было страшно. Наоборот, возникло чувство освобождения, непередаваемой лёгкости, когда что-то тяжёлое и бесполезное свалилось с меня. Я посмотрел на землю и увидел своё тело. Стоял и смотрел, как к телу кидается Авелла, слушал, как Натсэ, стараясь скрыть беспокойство, отдаёт команды. Больших трудов стоило отвести взгляд. Они — сражаются. Пора и мне заняться тем же самым, пока всё не стало хуже не придумаешь.
У моего призрачного тела были все рефлексы настоящего. Я оттолкнулся ногой, чтобы полететь вперёд, хотя мог и просто полететь, ведь физика, в привычном её понимании, теперь не имела ко мне никакого отношения.
Передо мной, переливаясь всеми цветами радуги — миллиона радуг, нарисованных сотнями тысяч психоделических художников! — простиралась бездна. Бездна-пожирательница-миров, принявшая вид тумана для тех, кто не обладал истинным зрением. Почувствовав моё приближение, она начала скукоживаться, будто подготавливаясь к удару. Но я не собирался бить. Какой смысл бить то, чего не существует? Это — лишь трещина в мире, её не уничтожать нужно, а заделывать.
Люди, лягушки, потоки магии — всё превратилось для меня в серые пятна. Цветом обладала только бездна. Вернее, она обладала всеми цветами вообще, будто похитив их у мира людей.
Я вытянул к ней свою призрачную руку.
— Восстановление, — прошептал я, стараясь привести в действие правильные силы Пятой Стихии. — Хочу восстановить то, что сломал…
Если кого и нужно было винить в этом разрыве — так только меня. Оставил без внимания факел, и вот — Стихии начали чудить такое, что и нарочно не придумаешь. А это мы ещё ни голема, ни мертвецов оживших не видели.
Через меня заструились ручейки магической силы, постепенно сливаясь в реки, становясь бурными потоками. Трещина дрогнула, исказилась. Её контуры менялись. Трещина напоминала гримасничающий рот. Сложно было понять, не то она смеётся надо мной, не то кричит от боли и страха. Впрочем, чувства бездны меня не беспокоили. Куда важнее было то, что она уменьшалась. Стягивались края разрыва в пространстве.
Читать дальше