Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток [СИ]

- Значит, Змеем ей не бывать?

Воронёнок больше не смеётся.

- Э, нет. Это тебе никто не может сказать. Она и сама ещё не знает. Выбор за ней. Но повлиять - попробуй. Ты ей нравишься. Вдруг чего и выйдет.

Волшебное зрение не покинуло Фран вместе с одержимостью, и теперь она бродила по непроглядному мраку подземелий, поражаясь тому, как далеко и глубоко простирается сеть подземных пустот. Летящий рядом огонёк слегка рассеивал тьму для обычного человеческого взора, позволял замечать камни и ямы под ногами. Фран чувствовала страшную древность этих камер и переходов. Часть из них выточили подземные реки, часть проделали люди - и случилось это давно, ещё до Тёмных Веков. Похоже, горожане даже не догадывались о большинстве пещер, довольствуясь малым количеством самых доступных.

Она искала воду - и нашла, и смыла с себя грязь и вонь последних дней - и ей казалось, что в ледяной воде она истончается, становится прозрачной, невидимой, как стекло. Тут недолго бы и замёрзнуть - но тело само обсушило себя и согрело разгоревшимся мягким внутренним жаром. Магия вросла в её плоть и кровь, но ещё не сроднилась с сознанием - новые способности удивляли. Наконец, она стала тем, чем должна была стать, и душа трепетала между счастьем и страхом последней, окончательной метаморфозы.

А ещё Фран надеялась отыскать хоть какие-то приметы человеческого присутствия, узнать, уцелели ли парни, что покинули башню незадолго до взрыва.

Но волшебное зрение не помогало.

Не нашлось в холме под городом ни одной живой души, кроме Фран и еретика. И это действительно огорчало.

Среди ополченцев Фран поняла то, что не успела понять в Братстве Огня - что можно не быть одиночкой. Для неё это сложный, но важный урок. И хотя настоящее боевое товарищество останется навек недостижимым, это она запомнит: на битву следует отправляться с кем-то.

И потом, она просто к ним привязалась. Даже к нескладному Тони, погибшему вместе с башней.

Где же искать их? Неужто там, наверху?

Но вот, что-то привлекло её внимание в самой глубине.

Теперь Фран могла видеть в темноте и на расстоянии, однако картинка выходила весьма схематичная, будто начертанная пером. И всё же - невероятно - там были люди. Много людей. Куда больше, чем те полтора десятка бойцов, что ушли в подземелье.

И Фран заторопилась, спускаясь вниз. Ну, это просто сказать, что вниз. На самом деле запутанный лабиринт переходов бросал её в разные стороны, заставлял выписывать далёкие досадные крюки.

Путь давался нелегко - особенно по наклонным крутым коридорам. Но иногда сквозь грохот срывающихся камней она различала далёкий гул человеческих голосов и в непонятной надежде отчаянно стремилась навстречу - оступаясь, задыхаясь, ссаживая кожу в узких проёмах.

Но вот, сырые каменные стены расступились. Своды пещеры резко ушли вверх, образуя огромный, как собор, подземный зал. Абсолютно тёмный. Тихий - если не считать усиленного эхом звука падающих капель.

Что-то здесь было не так.

Она же слышала голоса. Эхо шутит с ней злые шутки? Но люди? Она и сейчас ощущает присутствие. Зал полон народу.

Всплеск страха. Огонёк-фонарик взвился вверх и вспыхнул яркой ракетой.

Защитники Таомеры. Да, они были здесь.

Ну, может не Таомеры - но ведь как-то же называлось это место тысячи лет назад. Город на холме. И холм тогда был повыше, - так почему-то подумалось Фран, - и город побольше. Только из города тех времён никто не успел уйти - разве что вниз, в пещеры. Там они и остались.

Сидели, привалившись к природным оплывшим колоннам, похожим на потухшие свечи, лежали, обнявшись, вдоль уходящих во тьму стен. Матери прижимали к себе хрупкие тела младенцев, в костлявых пальцах мужчин рассыпались ржавые мечи.

Фран шла по проходу, оставленному телами, не отводя от жестокой правды расширенных глаз - и какое-то новое чувство поднималось в её душе. Картины свершившейся беды, неприглядной мучительной смерти не пробудили в ней естественного ужаса и отвращения. Она всматривалась в высохшие оскаленные лица, гадая, что выпало этим людям - голод, холод, отчаяние, - и вдруг начала понимать, что не чувствует жалости. Сочувствие, сожаление - всё это то, что приходит снаружи. А она ощущала себя вместе с ними. Вместе с людьми. Всегда изгой, всегда одиночка, Фран долго и трудно училась этому - у Берада, Хлая, в обители ереси, в городе у ополченцев, - и только здесь, среди мертвецов, настигло её, наконец, поразительное откровение - родство, причастность всему человеческому роду, всему живому - в отчаянном противостоянии жестокой бессмысленной гибели.