Федор Чешко - Между степью и небом [litres]

– Товарищ лейтенант, вы меня слышите?

Ага, все-таки "товарищ"! Стал-быть, в предатели Родины записали еще не окончательно?

– Лейтенант, вы меня слышите? Можете говорить?

– Да, могу.

("Черт, а здорово получилось, легко и внятно. Не ожидал!")

– Капитан Богоразов. – Перед Мечниковским носом качнулось какое-то удостоверение. – Несколько вопросов. При каких обстоятельствах попали в плен?

– Я?

– Вы. В смысле, все трое.

– Не помню.

(А что было отвечать? Захвачен эсэсовцами и оборотнем в подводном логове питекантропа?)

– Та-ак… Значит, опять все та же распространенная формулировка: в бессознательном состоянии… Чего от вас требовали немцы?

– Я не понял. Выпытывали какие-то сведения…

– А вы, естественно, героически молчали? Небось, еще и в лицо плевали фашистским гадам, кричали: "Стреляйте, сволочи, всех не перебьете!"? Интернационал пели?

– Не плевал и не пел. Но и на вопросы не ответил. Повторяю: я просто не понял, чего от меня хотят.

– А если бы поняли?

Михаил попытался пожать плечами, но вышло плохо. Капитан, во всяком случае, этой попытки не заметил.

– Ладно, можете не отвечать. Спасибо, хоть героя не корчите. А то развелось их, героев твердокаменных… Что последнее помните перед пленом? Учтите, Белкину я уже допрашивал. Итак?

Ну, и чего прикажете говорить? Правду? Психушек в действующей армии нет, в целях излечения просто шлепнут… Дьявол, странный какой-то этот упал-намоченный… Как-то вроде бы совершенно иначе полагается допрашивать… и вообще следствие вести…

– Слушайте, лейтенант, у меня нет ни возможности, ни времени для правильного ведения следствия, очных ставок, перекрестных допросов и остальной процессуальщины. Отвечайте по возможности не раздумывая – это в ваших же интересах.

Михаил обмер. Хотя… Нет, наверное, все-таки примерещилось ему гнуснопамятное липкое копошение в мозгу. Наверное, все-таки случайно уж так в масть пришлось последнее капитанское замечание. Ладно, товарищ уполномоченный Богоразов, постараемся не задумываясь:

– Кажется, подкрадывался к немецкому посту около болота. Надеялся подслушать разговор. Нет, ничего толком не услыхал. Когда вернулся к девушкам, стало плохо. Всякая бредь замерещилась. Рана, не спал две ночи… Потерял сознание. Очнулся уже на острове, у гансов.

– Та-ак… Что еще можете добавить?

– Да в общем ничего…

– Что знаете о судьбе Мыси? Куда она могла исчез?..

Тут что-то странное случилось. Капитан Богоразов вдруг перестал буравить Михаила проницательным взглядом, свирепо зыркнул поверх него – вроде как раз туда, откуда лейтенант Мечников созерцал себя со стороны. Зырканье это капитанское… Рявкни Богоразов "вон отсюда!" – и то не было бы понятнее. В тот же миг лейтенанта покинуло умение созерцать себя со стороны. И слава богу… наверное.

– Итак, про Мысь, – сказал уполномоченный, вновь бесстрастнея голосом и лицом. – Быстро!

Михаил еще раз попытался пожать плечами (с прежним успехом):

– Не знаю. Там болота кругом…

Уполномоченный вдруг рассмеялся – надо сказать, весьма неприятно:

– Хоть бы ж потрудились изобразить жалость! Что, выгораживаете друга и командира? Молчать, политрук! Врачи настаивают, что вас обоих нельзя перемещать, но в интересах дела я могу и наплевать на их настояния! Итак, лейтенант, Мария Мысь была отнюдь не честной партизанкой? И старполит Ниношвилли этого вовремя не выявил?

Михаилу наконец-то сумелось по-настоящему пожать плечами.

– Да бог с ней, с этой девчонкой, – отмахнулся уполномоченный. – Меня интересует совершенно другое. Что можете предположить о захватившей вас немецкой группе?

– Какой смысл спрашивать, если вы мне не?.. – начал было Мечников.

Капитан перебил раздраженно:

– Не глупите! Лучше будьте благодарны своим однополчанам: трое независимо друг от друга сообщили, что вы начали драку с охранниками до того, как могли бы предугадать готовящееся нападение на немцев. Если бы не эти показания, вас бы допрашивали по-настоящему. И, вероятно, не я. Так что потрудитесь закончить игру в оскорбленную невинность. Между прочим, знаете, что такое ваффен-эсэс?

– Знаю. Как вы говорите, за три месяца насмотрелся… – Мечников с трудом продышался сквозь подкатившую к горлу липкую горечь. – Но, по-моему, это были не ваффен… Что-то хуже гораздо… Мне показалось, они планировали везти что-то в наш тыл. Что именно везти, почему показалось, – не могу сказать…

Он примолк, мысленно поздравляя себя с удачным экспромтом. "Не могу сказать" – по сути, ни слова лжи.