Федор Чешко - Между степью и небом [litres]

Никак не мог Михаил отделаться от навязчивой аналогии со сборкой пулемета умопомрачительно сложной конструкции. Странная система, незнакомая; раскурочена была невесть кем буквально до винтика; но вот собрана уже трети на две, и уже ясно, что в ней к чему, и назначение каждой из россыпи оставшихся мелких деталей уже досконально понято… И не интерес, а только удовольствие да гордость своей догадливостью испытываешь, когда очередная хитровывихнутая железка со щелчком, напоминающим бравое "есть!", вгоняется на угаданное тобой для неё место. И так хочется вновь, раз за разом испытывать это гордое удовольствие, что до всего прочего нет никакого дела. Ноги пускай шагают, пускай сами выискивают себе путь через хлябь; а что и как нужно пытаться сделать в чертовом "филиале" уже вроде придумалось, в уме отложилось – вот и пускай лежит себе до нужной поры на своей полочке…

Еще в самом начале, прежде чем совсем утонуть в воображаемой возне с воображаемым пулеметом, Мечникову подумалось, будто поведение такое смахивает на идиотизм. Но только смахивает. Мелькнула мыслишка: это, может, и есть самая лучшая завеса от постороннего ковырянья в мозгах. И еще мелькнуло, что отвлечь мысли от поиска малознакомой дороги да от грозящих опасностей – лучший способ не мешать чувствам и подсознанию делать свое дело… Мелькнули такие мысли и тоже отложились где-то. И тоже пусть полежат. Не до них.

А детальки всё подворачиваются под руку, и каждая, даже самая мелкая, на своем месте важна и нужна…

"Такой маленький функер вещь абсолютно невозможная есть"… "Теория телепатии…" – начал было Саммерли, раскуривая трубку"… Щелк! Интересно, может ли герр доктор-генерал поддерживать телепатическую связь со всеми своими гансами, или только с "потусторонними"? Хорошо бы последнее… И хорошо бы у него в отряде больше не оказалось ржавых. Кстати, не почувствовал ли этот безглазый смерть выворотней? На первого-то мог облокотиться: дорогу, мол, к месту потери блестяшек внушил беглецу – уже, значит, не зря подох. А вот когда и второй… Ладно, чё гадать попусту!

Что там следующее? "Папа, не души маму"? Не-ет, это уже не интересно. Это все уже вставилось – и наставления Леонид-Леонидыча о способах создания художественного впечатления да о практической гиппологии, и нежно-капризные черты виданных в разных жизнях изображений белого коня Световида, и вверх-вниз дергающийся над распластанной голой девкой круп ржавой "Кобылы Смерти"… И еще многое-всякое…

Это даже не намеки, не отважные попытки вопреки очевидному "нельзя" хоть как-то обозначить истинную сущность неназываемых. Ведь запрятать ее, суть-то подлинную, проще всего в наоборот. Раз наоборот, потом – для верности, либо уже по незнанию – еще раз… И что получится? Особенно, когда причина страха изрядно подзабылась, а сам страх настолько был страшен, что пережил и прежнюю веру, и послепрежнюю, и веру в материализм… Ведь не лягушки же, в самом-то деле, боялись пращуры, когда вместо подлинного ее имени выдумали иносказанье… За каждой живой тварью – сила. Странная, четкому пониманию недоступная… А потому – опасная. Жизнь. "Огнем-светом льется… А что льется – то пьется"… Хлебани сердечник по незнанью лекарство от бледной немочи – чего будет? Или хоть нужной микстуры, но не вовремя, через меру… Лягушка-то – тьху, пакость ничтожная… Впрочем, как знать! Обере́ги от судорог, от водой разносимых хворей; страшной силы страшные зелья, о которых лучше не вспоминать – вот такая она, неузенькая область применения лягушатины в колдовском народном хозяйстве. Это знал сын своих родителей Кудеслав Мечник. А начитанный лейтенант Мечников знает, что наижутчайшие до сих пор бедствия дарили человечеству наиничтожные твари, которых даже и в лупу хрен разглядишь. Так что размеры – не показа…

Он споткнулся и шмякнулся на четвереньки, пребольно подвернув левое многострадальное запястье. Пришлось опять тратить время: сперва нужно было попрыгать, шипя да баюкая недовыломанную руку, затем обтирать автомат (тот при Михаиловом падении свалился, причем угодил затвором точнехонько в грязевое оконце – единственное шагов на десять вокруг)…

Вот тебе и "не мешать чувствам да подсознанию". Странно – в бытность Мечником такое себя оправдывало… Или ты, лейтенант, накликал неприятность, случайно назвав истинное тайное имя холерного вибриона? Да вроде нет…

Только теперь Михаил осознал: не поскользнулся он, а именно споткнулся, и под ногами его не твань, а плотная (более-менее) земля, и от этих самых ног по этой самой земле тянется вполне уже различимая тень. Правда, ни обрадоваться, что холм уже так близко, ни огорчиться, что уже так светло, лейтенант Мечников не успел. Помешала еще одна тень. Именно так: всего только тень прикосновения к мозгу липких холодных щупалец.