Алексей Федорочев: Младший [СИ]

К извергу — Вершинину добавилась бывшая наемница Аглая — Кошка.

К четырнадцати годам счет моих попыток перевалил за два десятка. А количество надзирателей увеличилось до семи. Все они были профессионалами, все чему — то, да обучили меня, но как же я их ненавидел!

Свой двадцать первый побег я запомнил в мельчайших подробностях.

Оторваться от дежурного конвоира и добраться до пригорода? После месяца целенаправленного изучения расписания и маршрутов транспорта? Легко!

Одним незаметным жестом испортить движущий элемент на мотоцикле у главы банды байкеров? Для сына Петра Романова, который их же и придумал? Тьфу!

Починить его?

Ну, типа, та же фигня.

«Ночные волки» (не стану комментировать фантазию их главаря, «ночными волками» звалась в империи каждая третья тусовка байкеров) не отказались подвезти помогшего парнишку до границы округа.

Вокзальный туалет, парик, помада, каблуки, набитый ватой лифчик — до сих пор вспоминать стыдно, но сработало! Я даже ногу ставил и бедрами вилял не хуже модели, не зря же Аглаины повадки высматривал, а потом репетировал по ночам! А то, что плечи широкие — так пловчиха я! Джинсы оставил свои, а футболку напялил с портретом Медо — певца и кумира всей женской части империи.

И если бы не тот урод, что привязался ко мне в автобусе, набиваясь в ухажеры, могло бы получиться! Старпер, сволочь, лет сорока, выполз из — под каблука жены и пристал к молоденькой девочке! Как же он матерился, сорвав с меня чертов парик, под которым чесалась потная голова! И как сверкал глазами, когда уже не мог говорить из — за сломанной в трех местах челюсти!

Из «обезьянника» полицейского участка спустя три часа меня забирали Вершинин с Аглаей. Молчаливая Кошка — серьезно, это была женщина, не любящая поговорить! — только окинула от решетки оценивающим взглядом, особо остановившись на лице с плохо оттертой помадой, на разукрашенном стразиками и пайетками принте Медо и туфлях с уже отломанными к тому времени каблуками, а Иван покачал головой, доставая из рюкзака нормальные кроссовки, и укоризненно произнес:

— Тридцать косарей, Петя!

— Что? — вскинулся я.

— Тридцать косарей, чтобы все это замять. Тридцать тысяч маленьких серебряных кружочков. Не жалко?

Впервые я задумался, во сколько отцу обходится мое содержание и регулярные поиски. А ведь зарплата семи не последних по опыту бойцов тоже наверняка влетала в копеечку. И эти траты никак не сказывались на нашем быте!

До дома я ехал тихий — тихий, потому что обдумывал новый план.

— Я больше не буду сбегать! — первым делом объявил отцу при встрече.

— Мм? — наверняка заранее заготовленная речь свернулась, так и не начавшись.

— Тысяча в месяц, ты убираешь своих надзирателей и не вмешиваешься в мою жизнь!

— И какие же гарантии ты мне дашь? — хмыкнул отец в ответ на мое наглое заявление.

— Если договоримся, то мое слово !

Не путать слово и слово ! Как и родитель, я был магом, правда слабеньким, но и он был не особо силен. Впрочем, не представляю ни одного «венценосца» в нашей империи, да и в мире, пожалуй, который рискнул бы бросить ему вызов. Пара идиотов, что так не считала, давно гнила в сырой земле. Их, говорят, даже не сразу на кладбище похоронить согласились — места для самоубийц находились за оградой. Личная ненависть не мешала признавать, что в папани мне достался чертов гений.

Но сильный маг, или слабый, а слово, подкрепленное собственной магией — это серьезно. И отец мне поверил.

Аппетиты всё же пришлось поумерить. Тысяча целковых в месяц — это слишком много для подростка, каким я был тогда. Даже сейчас, при всех своих безумных тратах, я редко когда расходовал больше пятисот рублей — зарплаты очень высококвалифицированного специалиста — просто не на что в нашем городке, а выторговать себе право поездок в столицу или еще куда — нибудь я тогда не догадался.

Семерка надзирателей тоже не до конца исчезла из моей жизни — тот же Иван Вершинин купил себе дом неподалеку, женился на Аглае и открыл в центре секцию рукопашного боя для всех желающих. Дядька Раф — Рафаэль Фатхуллин — остался у нас поваром, за доработку его протеза до неотличимого от натуральной руки он был по — собачьи предан отцу, и тот просто не смог от него избавиться. Да и не захотел, наверное. Дядька Раф даже меня злил меньше остальных, подкупая кулинарными талантами. А что он вытворял с ножами! Песня! Наблюдать за его работой на кухне было истинным удовольствием: точные выверенные движения, ни единого лишнего, а как он готовил!