Софья Прокофьева - Астрель и Хранитель Леса [Повесть-сказка]

Он даже не оглянулся. Забыть, все забыть. Отдых на пуховиках, и никаких забот. А завтра… Завтра охота на прекрасных оленей!

Каргор стоял неподвижно. Ветер обегал его стороной, словно боясь пошевелить край плаща.

«Уж не окаменел ли он?» — Птичка Чересчур, вся дрожа, посмотрела на него из густой зелени.

— Астрель… Принцесса Сумерки… Прощай навек… — вдруг послышался его невнятный, словно надломленный голос.

Луна зашла за тучу, капли росы погасли. И с потускневшей травы взлетел ворон, черный, как ненастная ночь.

Птичка Чересчур со страхом посмотрела ему вслед.

— А я-то верила доброму господину Каргору! — с горечью прошептала она. — Все просила его избавить нас от страшного ворона. Но я же не знала… Астрель, Гвен, что теперь с ними будет?

Каргор застывшим взглядом смотрел, как золотые змеи извивались в камине. Там больше не было голубой искры.

Дверь распахнута настежь, угол ковра загнут, кресло отодвинуто впопыхах… Ясно, здесь кто-то побывал. Нет, голубая искра не погибла, ее не успели сожрать огненные змеи — голубую искру похитили!

Скипп, словно куча жалкого тряпья, скорчился в углу. Руками обхватил голову, будто ожидая удара.

Огненные змеи, встав на хвосты, нетерпеливо плясали в камине. С голодным шипением разевали пылающие пасти.

— Есть хотите, мои маленькие, мои бедные голодные змейки, — рассеянно пробормотал Каргор. — Потерпите немного, я накормлю вас.

Огненные змеи потянулись к Каргору. Раскаленные капли яда стекали с каминной решетки, гасли на мраморном полу.

Каргор утомленно опустился в кресло, заслонил глаза ладонью.

— Кто же все-таки украл голубую искру? — неторопливо проговорил Каргор. — Почему-то я уверен, что это тот самый незнакомец. Но как он прошел через весь лабиринт голосов? Да, он не трус! Многие пытались проникнуть сюда, но никто не шагнул дальше порога. Ты видишь, я не спешу, Скипп, славный ты парень. Я все равно догоню воришку. Он не успел далеко уйти, я это знаю, чувствую.

И, словно подтверждая его слова, огненные змеи все разом закивали своими пылающими головами, зашипели еще громче.

— Он еще пожалеет об этом, Скипп, можешь мне поверить. Я превращу его в лягушку, в камень, в улитку, во что захочу. Пустяковое это дело. И все же хотелось бы мне знать, какие голоса встретили его здесь, в залах, на лестнице, в темных переходах?

Каргор быстрым взглядом обежал стоящие на полке шкатулки и ларцы и вдруг коротко присвистнул. Он увидел грубую шкатулку из черного дерева, по углам окованную медью. Она стояла раскрытая, с откинутой крышкой, как и все остальные.

Каргор резко рассмеялся, закинув голову:

— А!.. Вот оно что! Он услышал свой собственный голос и кое о чем догадался. Он к тому же не глуп, этот незнакомец. Что ж, тем более нам надо встретиться и поговорить по душам. Но сперва одно дельце, Скипп. Ты славный парень, Скипп, да вот оплошал. Верно, все думал, что вот скоро получишь назад свой голос. Размечтался, как будешь трепать языком на всех перекрестках. Это вместо того, чтобы радеть о делах своего доброго господина. Что ж, я обещал отдать твой голос… Вот где спрятан твой голос, смотри!

Каргор отомкнул большой сундук, стоявший в углу, и достал из него незатейливый ларчик. Скипп весь затрясся, увидев его. Он на четвереньках вылез из угла, не сводя с ларчика жадного, молящего взгляда.

— Что ж, я выполню свое обещание, — невозмутимо продолжал Каргор. — Только я отдам твой голос не тебе. Моим золотым змейкам — вот кому я его отдам. Моим вечно голодным змейкам. Пусть они полакомятся. Вот уж вправду редкое угощение! Хоть и приправлено бранью и глупостью. А все же, может статься, придется им по вкусу!

Каргор повертел ларчик перед самым лицом Скиппа, дразня его. Скипп рванулся к нему, отчаянной хваткой обнял его колени, но Каргор ногой отпихнул его.

Он поднял ларчик над головой и с размаху швырнул его в камин.

Золотые змеи на мгновение замерли и вдруг разом с жадностью набросились на ларчик. Он мигом вспыхнул со всех сторон. Сухое дерево потрескивало, расщепляясь от немыслимого жара.

Из огня донесся грубый, тусклый голос, неясное бормотание, сопение, ворчливое оханье, щелкнула скорлупа расколотого ореха:

— Налей… Я те потолкаюсь… Свинья ты этакая… Самому нужно… А ну убирайся…

Слова, как невесомые пузырьки, вылетали из дотлевающего ларчика, вспыхивали огоньками, и ненасытные змеи с жадностью глотали их. Последняя щепка догорела, и змеи улеглись в камине, сытые, довольные.