Наталия Некрасова - Дети Ночи

Она поднялась и вышла, и кот вышел следом за ней. Остались досада и — облегчение. Досадно было, что вот так отказала. Но, наверное, так было правильно.

«Ради чего я хотел ее в жены? Брату досадить? Доказать, что я всегда буду старшим и лучшим? Или что Тэриньяльты — мои?»

Он покинул холм Тэриньяльтов на другую ночь, отоспавшись и поговорив с Арнайей о Науринье, изгоях и обезумевших от Шепота людях. А еще попросил его сопровождать его в Объезде. Как будущего родича. Пусть все знают и видят.

А когда он вернулся домой и, ворвавшись в покои к брату, просто бросился к нему на шею, прося прощения, Младший даже испугался.

— Асиль передает тебе, что согласна. И хорошо, я не для нее и она не для меня. Глупо было бы. Брат, я рад за тебя. Все правильно, все так и должно быть!

А потом он сложил песню. Первую в своей жизни песню — о своем брате и ледяной красавице, и в первый раз в жизни он ощутил в своей душе не то чтобы спокойствие, но удивительную правильность и поразился. Он еще не понял, что произошло и как это толковать, и что делать дальше, но ему хотелось плакать, как плачешь от чего-то изумительно простого и важного в момент взросления.

И в те дни он снова стал настолько любезен и остроумен и обходителен с дамами, что многие думали — ах, почему же госпожа Асиль выбрала не его? Но те же самые думали — хорошо, что госпожа Асиль отказала ему, потому, что теперь он может стать моим! Это были веселые дни как всегда перед Объездом, а тут еще и свадьба намечается, да какая! Два рода-соперника породнятся, и уж теперь в Холмах точно будет невиданное благополучие!

Как просто оказалось изображать из себя изящного шута, шута-угодника, галантного и остроумно-забавного. Маска оказалась настолько удобной, что порой он изумлялся — маска ли это, или он и правда таков?

Он теперь почти постоянно был при матери, среди ее Драгоценного Ожерелья. Это была острая и приятная игра, когда надо было удержаться в легком танце на грани, не дать повода, не оскорбить, Это было сродни фехтованию, это нравилось.

Он был таким с девами Драгоценного Ожерелья, с Нежной Госпожой — может, боялся сейчас говорить с ней, как с матерью. Он был таким с госпожой Асиль, которую с великим торжеством привез в Королевский холм ее брат, такой же белый и ледяной, как она.

Он был таким и с отцом, когда, наконец, решился просить у него разговора наедине. С открытым лицом говорить он бы не смог. Нужна была маска. Под маской можно было быть наглым. И отец, похоже, принял игру. Может, и ему было так легче?

— Ах, государь мой и отец! — чуть посмеиваясь, говорил принц, шут-любезник. — Я запомнил, что ты дал слово никому не рассказывать о том, что было с тобой в Королевском испытании. Так позволь, я тебе расскажу, что думаю, а ты скажешь да или нет. Об этом ведь уговора не было?

Отец, улыбаясь — но без улыбки в глазах — смотрел на него. Кивнул — говори, мол.

Принц отвел глаза, тихо засмеялся, крутя в пальцах бокал.

— Сдается мне, господин мой, что там, в Средоточии Мира, стоит тот самый дом, где когда-то жили девять братьев и сестер, а теперь там лишь их Жадный брат?

Отец молча, выжидательно смотрел на него.

— Что же... когда-то наши короли — а именно, девятый король, заключил с ним уговор — вот уж какой, я не знаю, но, видимо придется узнать, когда я туда пойду.

Отец уже не улыбался и смотрел куда-то в пространство, словно вспоминал себя в ту пору, когда и он задавался такими же вопросами.

— А вот Дневной король сумел отказаться... как бы то ни было, ты заключил уговор. Из страха? Из привычки? Или ты проиграл какую-то игру?

Отец молчал.

— Отец, там Жадный? Он не властен в ничейный час? Он не может выйти из Холмов? Не может выйти пока из Чаши? Я прав?

Он внимательно смотрел на отца. Тот медленно кивнул.

— И взамен ты получил покой Холмов. Отец, я не буду осуждать тебя, — почти умоляюще вдруг сказал он. — Я сам не знаю, что со мной будет там, но я хочу быть вооруженным. Мене ведь трудно будет выбирать? Да? Там все уже так, что легче поступить как ты? Да? А выиграть я не смогу никак, он ведь бог, а я — просто человек?

Лицо отца стало отчаянно напряженным.

— Отец, но ведь он не властен над ничейным часом, верно? Верно? Ведь боги не спят?!

— Я ничего не знаю, — ответил отец, быстро встал и вышел.

Принц медленно кивнул, так же медленно выпил вино из бокала. Маска сошла с лица, как омертвелая кожа. Уже не нужна. Шут-любезник превратился в усталого, угрюмого и испуганного человека. Он узнал, что хотел. Но он не знал, что ему делать.