Анатолий Махавкин - Последняя тень (СИ)

Мы прошли небольшим коридорчиком и оказались у двустворчатой двери, где замерли ещё двое болванчиков. В этот раз — опытных, кроме шуток, вплоть до седин и шрамов на загорелых физиономиях. Один лениво ковырял ногти острием кинжала и даже головы не поднял, а вот второй заинтересовался. Снял со стены масляную лампу и поднёс к моему капюшону. Я отступила за спину монаха.

— Убери, — тихо сказал святоша и отвёл светильник. — Нас ждут.

Впрочем, солдату видимо хватило, того что он успел увидеть. Он нахмурился, шмыгнул носом и повесил лампу на место. Потом толкнул дверь и позволил нам пройти. Когда я шла мимо, то различила отчётливо произнесённое: «Тварь». И я тебя тоже люблю.

Что-то плеснуло по ногам, и я посмотрела вниз. В открывшуюся дверь медленно вытекала тягучая чёрная жидкость, напоминающая кровь. Вот только я хорошо понимала, что это — не кровь. Влага начала стремительно подниматься.

— Ты идёшь? — спросил монах и я отвлеклась. Когда вновь опустила голову под ногами был лишь абсолютно сухой дряхлый ковёр. — Что с тобой?

— Ничего, — проходя мимо любопытного солдата я постаралась пихнуть его плечом, но он отстранился так резво, словно опасался испачкаться.

Внутри царил полумрак. Четыре высоких арочных окна оказались задёрнуты плотными бархатными шторами, которые не пропускали даже маленького лучика снаружи. Весь имеющийся свет шёл от пяти больших масляных ламп, висящих на стенах. И что-то теплилось в большом камине, но больше воняло, чем светило.

Ещё парочка солдат, очень даже симпатичных, а лейтенант — настоящая лапочка, надутая важностью возложенной миссии. Пара королевских штандартов, выглядящих много приличнее, чем то знамя, что на улице. Рабочий стол с письменными принадлежностями и тремя запечатанными конвертами. На всех — размашистый почерк Кира. Большая кровать под балдахином определённо давно не использовалась. Длинный стол с объедками выглядел здесь так же чужеродно, как и большинство присутствующих.

От тощего мужика с выпирающим вперёд пузом вовсю несло знакомым смрадом — определённо тот самый зельевар, чьим варевом сегодня меня успели попотчевать. Кстати, я уже ощущала пока ещё робкие потуги живота устроить бунт. Плешивый бородач в коричневой хламиде прятал знак под одеждой, но тут достаточно посмотреть на противную рожу и всё сразу становится понятно — какой-то чародей. Две насмерть перепуганные девчонки, одетые хорошо, но чересчур просто, чтобы занимать какое-то высокое положение в иерархии двора. Жирдяй, одетый богато, но абсолютно безвкусно. Да и чёртово жабо не носят вот уже лет как сто. Какой-то провинциал, прорвавшийся ко двору. Возможно, командует в казначействе или заведует писарями исторического отдела. Судя по количеству золотых финтифлюшек, ближе первый вариант.

Кир стоял посредине комнаты, прямо под огромной, неработающей сейчас люстрой и почти заслонял человека, сидящего в кресле за его спиной. Однако я смотрела только на лицо Моего Кира и готовилась, как прежде, утонуть в озёрах его зелёных глаз. Всё остальное разум отмечал чисто по привычке. Главное одно: Кир — мой Кир, здесь и теперь точно всё будет хорошо.

Я сделала шаг вперёд, сбросила капюшон (солдатики тут же насторожились) и вдруг поняла одну вещь: мой Кир здорово постарел. Волосы словно покрылись инеем, а по лбу протянулись две глубокие морщины, которых я не помнила. Угрюмые складки в уголках рта, седина в короткой бороде и давно заживший шрам на левой щеке.

И ещё.

Когда в комнате собирается достаточно большая компания, в ней, рано или поздно, появляется своеобразный центр. Это — человек, который выше остальных, то ли по статусу, то ли благодаря личным качествам. Обычно Кимр становился этим центром и вовсе не из-за дворянского титула. Он сыпал шуточками и анекдотами, делился воспоминаниями со старыми знакомыми и сходу выигрывал пари у тех, кто претендовал на роль лидера Мне оставалось тенью скользить за спиной любимого и наслаждаться его непосредственностью.

Так вот, в этот раз главным в комнате был вовсе не Кир, и я сразу же заметила это, только не придала значения. И лишь, когда любимый, коротко кивнув, начал поворачиваться, сообразила: все вокруг, точно зеркала, настроенные на приём света, повёрнуты к человеку, сидящему в кресле.

Молодая женщина, чьё дорожное платье поражало сочетанием дороговизны, вкуса и практичности. Такое не по карману даже каждой дворянке. Однако штандарты королевского дома, как нельзя лучше указывали, кому именно меня собираются представить. Почему-то в груди стало так больно, словно сердце медленно опускали в алхимический раствор.