Илана Мьер - Последняя песнь до темноты [ЛП]

Когда-то башня Рианны Гелван была ее укрытием, местом, где она спокойно смотрела на крыши Тамриллина, холмы и деревья. И теперь колокольчики на ветру напоминали, как она стояла на коленях у окна, но воспоминание было далеким. Ночью она видела в окно высоко в небе почти полную луну.

Страшнее было отражение в зеркале: на нее смотрел череп. Она не видела себя в зеркале с тех пор, как оставила Тамриллин. Ее глаза были дикими, лицо опухло от слез.

Лайлан пропал, и случилось много всего. Рианна, покрытая кровью Неда, не могла связно говорить. Но рана оказалась не смертельной. Валанир Окун умело перевязал ее.

Валанир склонился над серым и неподвижным Марленом, а Лин обратилась к королю, что сидел на красно-золотой подушке лорда Геррарда:

— Мы знаем тайну смерти вашего отца, — сказала она. — И это не все. Пиет, приведи командира стражи и его людей.

Пиет Абарда и его искатели, многие из них умели сражаться мечом, ведь росли как сыновья лордов, поймали командира стражи и его людей, обезоружив их. Стражи застыли, увидев нож Лин у горла короля.

— Мы не навредим ему, — сказала она им. — Я хочу лишь кое-что показать. Рианна?

Рианна встала. Она с трепетом смотрела, воспоминание было ужасным и свежим, на гобелен, что видела на Пути. Он висел на стене: приторное изображение охоты короля, где даже олень улыбался. Рианна отодвинула гобелен и обнаружила там дверь.

Рианна отвернулась. Она не смотрела на алтарь Никона Геррарда с улыбками и костями. Люди, которых не искали бы важные лица, позволяли придворному поэту экспериментировать годами.

Рианне не нужен был этот ужас снова, но она видела раскрытые рты мужчин, глядящих на проем. Они были в черно-красном костюме стражи, но стражи выглядели как потерявшиеся дети.

— Потому мы здесь, — сказала Лин Амаристот. — Это делал Никон Геррард годами, — они не двигались и молчали. Они не могли говорить в присутствии короля. Но утром, если все пройдет по плану, о комнате смерти лорда Геррарда будут знать все таверны города.

Лин убрала нож от шеи короля, он рухнул, как жалкий комок жира, его бородатое лицо скривилось, он почти плакал.

— Мы просим Ваше величество отпустить мастера Гелвана, — сказала Лин. — А потом мы можем обсудить отношения Короны и Академии, ведь ситуация… изменилась. К нам вернулась сила, Ваше величество. И мы ее сбережем.

— Кто ты? — пролепетал король.

— Я — Кимбралин Амаристот, — сказала она. — Думаю, вы… знали моего брата, который недавно почил. Где торговец?

Когда мастера Гелвана привели в комнату, худого и грязного, с отросшей бородой, Рианна побежала к нему с воплем. Его глаза щурились, словно привыкая к свету. Но он крепко сжал ее плечи.

— Любовь моя, что с тобой случилось? — он едва мог говорить.

Рианна выдавила смешок и обняла его.

— Вот так вопрос. О, Аван, — ее голос дрогнул. — Многое случилось.

Той ночью он работал, пел. Его песня была работой. Он смотрел на тело на кровати, почти при смерти. Годами Валанир Окун изучал чары исцеления, надеясь, что использует их. Они работали только на волшебных ранах, как эта.

Волосы Марлена лежали на подушке, губы были холодными. В свете луны из окна его кожа казалась лиловой. Они были в квартире Мариллы. Валанир снял рубашку Марлена и касался важных точек во время песни. При этом он ощущал опасное давление в груди, словно слова лишали его чего-то важного. Чары исцеления, по сути, были темными. Валанир играл со смертью.

Может, Киара смотрела на него, как и всю жизнь. Направляла, шептала и дала ему дар понимания, когда он через Лин Амаристот попал на Путь.

Если это был дар.

Когда они с Мариллой поднялись по ступеням, неся в руках Марлена, она ровно спросила:

— Вы можете его спасти?

— Шанс есть, леди, — он знал Мариллу как тень рядом с Марленом. Для своей репутации она вела себя робко. — Но, даже если я его спасу, эта жизнь и богатство, — он указал на квартиру, — будут утеряны.

— Знаю, Эрисен, — свет луны отражался от ее бледных глаз. Она поправила ноги Марлена на краю кровати. Он едва помещался. — Я уже думала о землях у границы Кахиши, где был дом моей семьи. Я думаю заняться фермой.

Свадьба прошла, когда растаял снег, когда крокусы показались среди новой травы в саду мастера Гелвана. Воздух все еще был холодным, вызывал румянец на щеках невесты, ждущей под навесом Галиции, который Лин вышила своими руками. Платье невесты было зеленым с золотой вышивкой — платье ее матери, которое приберег мастер Гелван. Золотая вуаль закрывала ее лицо и ниспадала до травы.