Андрей Ильин - Твари [СИ]

— Та баба смотрела тебе в глаза… что потом было?

— Чуть не подох! — признался Алексей. — По ночам кошмары преследовали, голова болела так, что орать хотелось. Никакие таблетки не помогали. Уехал из города на рыбалку, свежий воздух вылечил.

— Ну и? — с напряжением в голосе спросил дед.

— Днем голова болела. А по ночам сны дурные снились, какие-то голоса слышал, звали куда-то, а у меня ноги отнялись, ходить не мог, ползал. Вернулся домой, в доме никого. И в городе никого! Приехал сюда, — криво улыбнулся Алексей.

— Понятно. Ну, что сказать — везучий ты, майор Волков. Думаю, один на миллион. А может, и на миллиард, пока неизвестно.

— Ты о чём, дед?

— Объясню, — кивнул тот и небрежно отодвинул ППШ. — Только давай сначала оденемся по-хорошему и оружием настоящим обзаведёмся. Без него сейчас никак!

— А это? — кивнул Алексей на автомат.

— Муляж! — пренебрежительно махнул рукой дед. — В отделе сувениров взял.

Алексей недоверчиво покрутил автомат, хмыкнул — это действительно муляж, но изготовлен настолько качественно, что не отличишь от настоящего.

— Тьфу на тебя три раза, дед! — улыбнулся Алексей. — А я ведь повёлся!

Минут через двадцать они опять сидели в этом же кафе. Дед сменил спортивный костюм на охотничий камуфляж, причесал вихры и прикрыл всё той же синей бейсболкой с надписью adidas. Из обуви выбрал кроссовки модели прошлого века и тоже adidas, только белые. Крест-накрест висят на впалой груди кожаные патронташи, к бедру прижимается помповое ружье без приклада. Волков тоже в привычном камуфляже, голова повязана чёрным платком, армейские ботинки с высокими берцами тускло блестят чёрными боками, нагрудные карманы «лифчика» набиты патронами, на коленях покоится «Сайга» двенадцатого калибра с круглым магазином.

— Хорошая штука для ближнего боя, — пробубнил полным ртом Алексей, кивая на дробовик. — Стальная картечь бьёт навылет даже в бронежилете.

— Угу, — кивнул дед. — А если кевларовая подкладка? — проявил он осведомлённость в военном деле.

— Неплохо. Но пока не вспотел, как следует.

— ?

— Кевлар теряет защитные свойства при намокании. Поэтому его и не используют так широко, как хотелось бы. Кстати, дед… о себе-то расскажи, имя назови. Ты не похож на обычного бомжа. Ну, в смысле, явно не дурак безграмотный.

Дед неохотно откладывает кусок пиццы, молча жует. Глаза утрачивают блеск, пальцы начинают дрожать, черты лица горестно остывают. Заметно, что рассказывать ему совсем не хочется.

— Да чего там, — махнул он рукой, — Борькой зовут. Ну, Борисом Леонидовичем, фамилия Захаров. Вот, бомжевал тут, неподалеку от вокзала.

— С рождения, да?

Дед засопел, выцветшие от солнца брови шевельнулись.

— С рождения был как все. Ну, детский сад, школа, институт… тьфу! — дед выплюнул косточку от оливки, выругался: — Вот заразы, нечищеные оливки сунули! М-да, — вздохнул он. — Аспирантуру закончил, защитился, чуть доктором не стал.

— Так ты врач? — удивился Алексей.

— Нет. В смысле, докторскую защитить готов был, да зарезали ещё на подходе.

— Борис Леонидович, дорогой! — взмолился Алексей. — Вы не могли бы попроще выражаться, а? Я человек не учёный, слово «зарезать» понимаю в буквальном смысле.

Дед вздохнул ещё раз, выцветшие глаза под сдвинутыми бровями сверкнули застарелой болью и злостью.

— Работал я в одном институте на кафедре философии. Марксистско-ленинской, ес-сно… Ну, будучи аспирантом, а потом и кандидатом наук, имел доступ к документам, которые обычным гражданам прочесть не давали. Я узнал правду о коммунизме и тех, кто его придумал и строил. И чем больше я узнавал, тем больше его ненавидел. Ну, вначале стал сомневаться, вопросы всякие задавать. Когда дали по макушке, умолк. Понял, что разбираться надобно самому. А когда разобрался, до того стало противно и мерзко, что в диссертацию докторскую включил наиболее, скажем так, интересные цитаты вождей и классиков марксизма-коммунизма, да ещё и комментариями собственноручными снабдил. На предварительном чтении на меня чуть с кулаками почтенные профессора не набросились. Как же, покусился на святое! Еретиков всегда ненавидели. В средние века на костёр отправляли, во второй половине двадцатого века просто изгоняли из рядов «учёных» и запрещали заниматься наукой. Ну, а если упорствовал в ереси, то могли в психушку засунуть на всю оставшуюся жизнь. Веселуха была — мама не горюй!

— Как же можно здорового человека в дурдом отправить? — удивился Алексей. — Врач сразу определит, что он не болен!