Андрей Морсин - Унция или Драгоценное Ничто [litres]

Пуп потерянно всматривался в происходящее, и трубка потрескивала и шипела в его поднятой руке.

Каменные нимфы, встав цепочкой, повели хоровод вокруг ольхи, и к звону их ожерелий и браслетов вдруг присоединился знакомый голос серебряного колокольчика. Нотка Мелии ожила, наполняя округу своим прозрачным голоском.

Ольха затрепетала сильнее, её ветви задвигались, как от налетевшего вихря. А бурдюк подошёл к дереву и раздул ноздри, пытаясь учуять под корой спящую дриаду.

Танец каменных нимф становился всё более порывистым, а звон колокольчика – настойчивей. Неожиданно листья ольхи замерли, и несколько мгновений она не подавала признаков жизни. Но вот, шероховатая кора начала просвечивать и наполняться глубиной.

То появляясь, то вновь исчезая, сквозь неё проступили контуры девичьего лица. Сверкнул один широко открытый глаз, за ним другой. Полупрозрачное, оно вышло вперёд всеми чертами, качаясь из стороны в сторону, словно лист на ветру. С лёгким шелестом упала на лоб прядка волос, глаза моргнули, и дриада, сидящая на корточках, стала видна целиком.

Радость на её лице сменилась недоумением, а следом испугом. Быстро оглядевшись, она сжала кулачки и попыталась снова стать невидимой, но тщетно, – звон колокольчика лишал её волшебных сил.

Бурдюк обнял полупрозрачный ствол ольхи, нависая над кудрявой головой девушки.

«Милая, – услышал профессор неровный, скачущий голос. – Разве ты меня не узнала? Это же я, твой Якоб-тру-же-ник!»

Застыв, он смотрел, то на нимфу, то на бурдюка, невольно отмечая в его рыхлом теле сходство с медузой, растаявшей в огненном озере.

«Разве ты забыла, как мы с тобой слушали ту волшебную… пташку?» – волнистый рот затрепетал, растягиваясь в подобие улыбки.

Мелия вздрогнула – исковерканное имя божества прозвучало как гром среди ясного неба.

Бурдюк наклонился ниже, к самому уху, прикрытому колечками кудряшек.

«Этот колокольчик, – его голос вибрировал, стараясь удержаться на достоверной ноте, – ты сама мне его дала. И сейчас он играет очень важную нотку. Важную для тебя, меня и… одного дельца!»

Послышалось тоненькое хихиканье, шедшее то ли из бурдючного чрева, то ли из телефонной трубки.

«У тебя есть что-то, что очень нужно мне. Не спрашивай, для чего мне это нужно, ведь влюблённые не спрашивают, а просто всё отдают!»

Мелия молчала, но Якоб продолжал принимать все её мысли. И сейчас, в этот страшный момент она думала не о себе, а о нём. Нимфа была готова отдать всё, что у неё есть, но никак не могла взять в толк, почему тот, у кого серебряный колокольчик, совсем не похож на её любимого.

Ещё одна фигура в капюшоне подошла и сложила под деревом какие-то чёрные мешки.

Якоб не сводил с Мелии глаз и всё нажимал и нажимал кнопку вызова в надежде упросить Жабона прекратить происходящее. Он не знал, что прибор транслирует события уже свершившиеся и хранящиеся на одной из бесчисленных полочек тонкого мира.

– Ах, это вы, профессор, – как ни в чём не бывало, отозвался циркач. – Как вам представление?

– Немедленно оставьте мою невесту в покое! – закричал Пуп, не помня себя. – Покиньте рощу! Зачем вы заставляете меня верить, что это я там, около дерева? Неужели страдания людей могут быть смешными? Что у вас за цирк такой! – он исступлённо тряс гарнитуру. – И верните колокольчик, это вы похитили его!

– Ой-ой, какие страшные обвинения! – уколол и удалился фальцет. – А может, вы забыли танцы с самоцветными феями? Но я вас не виню, с ними забудешь всё на свете, не так ли, ювелир вы наш?

– Это видения… сон… – бормотал Якоб, с ужасом наблюдая, как бурдюк раскачивает дерево.

– Видения… сон… – повторил голос под куполом шатра. – Ничего, найдёте себе другую!

Словно услышав Жабона, Мелия убрала ладони от лица. А Якоб вдруг понял, почему дриады не брали младшую сестру с собой. Когда-то в студенческие годы, на лекциях по легендам и мифам древности, им рассказывали, что лесные нимфы могли видеть будущее, лишаясь за это дара любви. Мелия своего будущего не знала – она была единственной из сестёр, способной на человеческое чувство.

«Ну же, милочка, мне надо совсем чуть-чуть, – дребезжал ненавистный голос. – Всего пара ноток той песенки!»

Нимфа собрала все силы и предприняла ещё одну отчаянную попытку спрятаться. Она уменьшилась в несколько раз, но стать невидимой у неё не получилось. Бурдюк перестал трясти ольху и хлопнул блинами.