Надежда Мамаева - Ловец [СИ]

Я так и не поняла: как сосед, доселе мирно посапывающий, вдруг понял, что ему пришел чугунный каюк? Но тем не менее, Грок сначала сменил тональность с похрапывания на невнятное мычание, потом и вовсе начал колотить по стенкам ванны кулаком. Я хотела было ринуться на выручку, но Фло остановила, заявив, что пусть он сначала протрезвеет, а потом уж обретет свободу.

В общем, когда пришел Зак, у стенки коридора стояла перевернутая ванна, а из-под нее доносилась заунывная песнь того, кому вчера было (судя по рассказам близнецов) веселее всех на празднике. Но как только раздались гулкие шаги куратора, песнь оборвалась, и послышалось замогильное:

— Освободите душу грешную….

Зак, хоть и не бывший, как младший брат, некромантом, но не чурающийся заклинаний экзорцизма, не знал о воспитательно-протрезвительной методике Фло. Оттого маг исполнил просьбу Грока в самом буквальном смысле слова: шарахнул по чугунной ванной арканом изгнания, который должен был выбить душу умершего из облюбованного ею предмета.

Эффект превзошел все ожидания. Грок, живой, здоровый и только малость похмельный, получив ударную дозу магии, взвыл. Но если бы только это. Мужик, которого чародейский хук взбодрил не хуже укола электрического ската, обрел небывалые силу, прыть и желание жить. Оттого, на манер черепахи-переростка, на четвереньках, начал отползать вместе с ванной. Хотя до этого не мог ее приподнять даже с одного края. Чугун ударялся о стены коридора. Характерный звук сопровождался клятвенным бормотанием:

— Да чтобы я хоть еще раз в жизни в рот хоть грамм… Ни-ни.

Свидетели его заверений стали материализовавшиеся словно из ниоткуда близнецы, вышедшая из кухни Фло, выглянувшая из своей комнаты Марлен и еще куча народу.

А я же… Я просто радовалась тому, что Зак пришел.

— Чаю будешь? — спросила вместо приветствия, глядя на Дарка.

Он кивнул и, а потом мотнул головой на ударяющуюся о стены ванну и уточнил:

— А с этим что делать?

Ответом было очередное «бум» и глубокомысленное Фло:

— А говорят, трезвость — враг резвости. Нагло врут! — но потом хозяйка все же сжалилась и скомандовала: — Подымайте этого охламона.

Грок, выбравшись из заточения, обвел всех взглядом воспаленных глаз и, непрестанно мотая головой, пошел к себе. А мы с Заком двинулись на кухню, и если поначалу там были и близнецы, и Фло и даже Марлен заскочила, то потом как-то незаметно мы остались с Заком одни. Говорили о мелочах, вспоминали детство. Я обнимала ладонями щербатую чашку с взваром.

Случайно глянула на руки Зака. Сбитые костяшки заставили на миг нахмуриться, но жених, словно почувствовав что-то, отвлек мое внимание, переведя разговор. Мы просидели с ним почти до полуночи, а потом Зак, мельком бросив взгляд на доживавшие свой век часы, засобирался.

— Тебе стоит поспать, завтра трудный день, — в его голосе сквозила забота.

Не та чрезмерная, давящая и заворачивающая, как в паутину, когда нет возможности и пошевелиться, опека Грега, а нежность.

Я смущенно улыбнулась и поднялась, провожая Дарка. А потом, погасив свет, посмотрела в окно. Зак еще долго стоял на тротуаре, глядя на дом Фло с противоположенной стороны улицы. Он чуть задрал голову, так чтобы удобнее было смотреть на второй этаж. Как раз туда, где окно кухни. Я была уверена, что он меня не видит, и все равно чуть пряталась за штору. И смотрела на него. А он, казалось, на меня.

В голове моей роились мысли. Разные. Но я их прогоняла, и вновь убеждала себя: Зак — это именно тот, кто мне нужен.

Тэд.

Утро выходного дня таковое только для тех, кто привык работать на чужого дядю: с утра до положенных пяти часов вечера, с перерывом на обед, месячным жалование и отпуском раз в год. Если же ты давал клятву в стенах Оплота, то забудь что есть в неделе такой день. А если ты продал душу Златому богу, а тем паче у тебя собственное дело, да причем — немалое, имперского размаха, то о праздном времяпрепровождении можно и вовсе забыть.

Тэд рассуждал примерно так (если опустить все те многоэтажные конструкции, которые придавали его мыслям образности, красок и уникальных, не передаваемых оттенков), сверля взглядом помощника Дугласа Шарфилда — делового партнера покойного Томаса.

Секретарь с зализанными на прямой пробор каштановыми волосами и тонкими, дистрофичными усиками, которые в первый момент показались Тэду юношеским пухом над верхней губой, трусил, но стоял на своем.