Кирико Кири - Мир, где мне рады [СИ]

— Я знаю, — заплакала я, обхватив его за шею и уткнувшись ему лицом в рубашку. — Прости меня, прости-прости-прости-прости. Мне так стыдно, так больно за это.

— Да я уже понял, тупка, — прижал он меня сильной рукой к себе. В его объятиях я наконец почувствовала себя спокойно. Даже ножки не держат. — Я прощаю тебя, мелочь. Прощаю за то, что ты сделала. Я знаю, что ты сделала это ради сестры, ведь своя кровь всегда роднее. Я бы поступил точно так же на твоём месте. Просто спасибо, что извинилась; мне теперь тоже стало легче.

И я разревелась. Мне было так легко на душе, что сейчас полечу.

Дара-дура висела у меня на шее и ревела. Ревела в три ручья, и моя рубашка была вся мокрая от её соплей и слез.

Злость и обида на мелкую предательницу прошли. Я наконец мог поставить жирную точку в этой истории и подвести черту. Мне просто было достаточно знать, что она раскаивается в своём поступке. Что ей стыдно, и она бы так не сделала, если бы не обстоятельства. Мне просто было важно, чтоб у меня попросили прощение. И чтоб я смог простить.

Прощение… Такое простое и сложное слово. Сложно прощать и сложно его просить, но иногда только этого слова и не хватает, чтоб дать успокоение не только одним, но и другим. Ведь простое прощение иногда может решить всё, как бы больно не было. Не всегда, но… это зачастую многое решает.

Да и повод ручки почесать нашёлся, обожаю обнимашки, а тут так вовремя! Уже давно никого так не обнимал просто из-за чего-то тёплого и доброго. А мелкая рёва-корова висела у меня и заливала грязную рубашку слезами. Признаться честно, меня даже тронуло то, как она просила прощения у меня.

Блин, жаль второй руки нет, я бы пощупал, какая у неё задница на ощупь, так как мелкая явно прибавила в весе несколько кило. Следовательно, попа должна была стать толще. Никакого сексуального подтекста, лишь чистый интерес.

Прошло ещё минут пять, а Дара продолжала висеть на мне. Тупо висеть, словно я сраная вешалка. Эй алё! Дара! Харе! Более того, я стаю на одной долбанной ноге и мне очень тяжело! К тому же я хочу в туалет, и такая дикая нагрузка никак не способствовала тому, что бы я смог удержать всё в себе.

Дара-дура, когда ты закончишь?! Я же сейчас обосрусь нахуй!

И в этот трогательный момент я то и делал, что старался не ёбнуться и не обосраться. Пиздец просто, заебись трогательный момент…

Уже когда терпеть было невмоготу, я наконец осмелился нарушить идиллию голосом. Это явно лучше, чем если я прямо сейчас обосрусь нахуй и всё испорчу.

— Эй, Дара, я очень рад тому, что ты извинилась и всё такое, но давай, харе висеть на мне. У меня одна нога и твой вес не способствует тому, что бы я долго так держался.

— Но я же лёгкая, — пробурчала она, уткнувшись в рубашку лицом.

— В каком месте? — я отпустил её, оставив висеть на шее и ухватился рукой за задницу, после чего хорошенько сжал и подёргал. Дара даже не дёрнулась. Нет, ну точно прибавила, вон сколько жирка образовалось. — Вот это что?

— Попа, — пробурчала она.

— Ты посмотри, какую попу отъела. Явно пару кило жирка добротного прибавила. Ты была куда худее с прошлой нашей встречи. Так что давай, а то я сейчас обосрусь от натуги.

— Испортил такой момент, — шмыгнула она носом, отпустив меня наконец, глядя снизу верх и улыбаясь.

— Ага, твоя сестра там ещё милицию не вызвала?

— Кого?

— Стражу или кто у вас тут за порядок отвечает, — объяснил я.

— Нет, она бы не стала, — покачала Дара головой. — Она бы там и сидела, пока бы я её не позвала.

Я уже не стал говорить, что со стороны Дары такое поведение было странным. Ведь, судя по всему, она думала, что я её мочить собрался. И вот так оставить сестру за дверью, чтоб она потом так увидела трупак сеструхи… Нет, это слишком жестоко даже для меня. Но это если бы я хотел действительно убить её.

Однако именно такого желания у меня не было. Наорать, побить, может изнасиловать, но не убить. Почему? Да потому что я понимал её. Может быть понимал даже лучше остальных. Всех спасти нельзя, и ты всегда будешь исходить из правила, кто ближе, тот ценнее.

На её месте я бы сделал то же самое. Оттого лицемерить и кричать, как ты могла, я бы никогда так не сделал… тьфу блять, сделал бы, уже делаю. Поэтому уж точно не такому как я её осуждать, так как за моей спиной грехи куда страшнее. Я могу её обвинить и сказать, что не такой, но это было бы лицемерием. А лицемерие — лишь первая ступенька в ад и становлением тем, кого я больше всего ненавижу и из-за кого мир оказался в дерьме.