Ингвар Нинсон - Красная книга [СИ]

— Достаточно. Отсюда, я, наверное, ещё смогу попасть.

Они встали шагах в сорока.

«В тридцати трёх», — уточнил Таро Тайрэн.

Девочка грызла сальный шарик мурцовки, пытаясь выколупывать сухари обломками зубов. На руках у неё устроилась взъерошенная крыса с маленькими янтарными глазками, которая обнюхивала сухари, но отказывалась их есть. Грязнулька не оставляла попыток покормить угольно-чёрного зверька. Крысёнок отпихивал угощенье обеими лапками, то и дело рискуя свалиться с мокрого рукава. Чешуйчатый змеиный хвост плотно обхватывал руку куклы.

— Я попаду и сразу идём. Сразу. Поняла?

— Да.

Нинсон выстрелил.

Стрела плотно засела в мачте костра с тем же стуком, который издал щит Бэра Путешественника. Свист тетивы спугнул двух маленьких юрких птичек, похожих на коричневых воробьёв с длинными хвостами и ярко-жёлтыми грудками.

Когда их мелодичное «зинь-зинь-зинь-зии-циик» смолкло, стало различимо другое пение. Далёкое и приглушённое чащей, словно бы стенами темницы.

— А это что?

— Это? Да это просто кукушки... — с сомнением ответил Великан.

«Тяжело кукушку с какой другой птицей перепутать, — поблёкшим голосом сказал легендарный колдун. — От того и слышно их пение в обоих мирах».

— Кукушки в обоих мирах? — переспросила девочка.

— Кукушки. Только уж больно чудно они поют сегодня. Будто выводят песню какую-то что ли. Вроде бы смысл какой-то, будто кто-то пытается с респа достучаться...

— Пытается, а не может... — сказала Грязнулька и посмотрела на Ингвара.

Нинсон виновато пожал плечами, чувствуя, что должен перевести, что им говорили птицы. Вроде бы сложная вязанка рун могла помочь. Что-то на основе Инги, с Эйвс или Мадр в середине, но он не помнил. Да и Сейда не чувствовал.

Девочка неловко переложила погрызенный шарик мурцовки в ту же ту же руку, которой придерживала Уголька и крепко взялась за поясной ремень Великана.

— Давай просто послушаем.

Ку-ку! Ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку?!

Первые несколько раз, птица просто повторяла одно и то же.

Ку-ку! Ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку?!

Будто спрашивала. А вопрос её оставался без ответа.

Ку-ку! Ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку?!

А потом, поняв, что её внимательно слушают, она стала добавлять и добавлять слов к потусторонней песне:

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку?!

И всё будто бы выспрашивала. Разыскивала кого-то. Маялась.

Но нашлись и другие птицы, которые отвечали ей.

— А это кто чирикает? — шепотом спросила девочка.

Она подошла ещё ближе и прижалась к Нинсону. Начала крутить запястьем, беспокойными движениями наматывая на руку свободный конец его поясного ремня.

— Янь знает! Тоже кукушки. Но какие-то другие. Что ж за лес-то такой кошмарный!

Великан видел, что его кукла чует что-то недоброе и это мрачное предчувствие отражается в огромных и нечеловеческих чёрных глазах.

Ещё одна кукушка отвечала первой. Что-то своё, птичье.

Но звучавшее примерно как «не волнуйся, не надо волноваться».

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку!

Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку! Ку-ку, ку-ку!

Грязнулька не хотела или не могла поделиться тем, что чудилось ей в зове кукушек. Но было очевидно, что для неё это не просто пение птиц. Она каким-то образом понимала, что за весточка летит между мирами.

«Она инькой всё чует! Я тебе говорю, она что-то знает!» — первый раз Таро Тайрэн позволял себе столько эмоций.

Таро нервничал, в то время как сам Ингвар был спокоен. До сих пор, всегда было наоборот. И собственная тяжёлая степенность была приятна Великану. Суетливое беспокойство легендарного колдуна вызывало не ответную тревогу, а только сладкое злорадство.