Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— У нас, суженый мой, зверюшки привычны к феям, и у них свои заботы, а фей много, — объяснила Лала. — Станешь каждой петь, и время не останется, чтоб пропитание искать и деток растить. Да и феи не сдерживают магию, потому она не прорывается из них вот так. Я вообще ничего подобного раньше не видала. Вот расскажу об этом дома, когда вернусь, все будут удивляться. Есть звери, которые умеют и любят петь, из тех, кого наделили речью. Но они поют словами, музыки они не исполняют. Тем более такой, чтобы как настоящий оркестр.

— Понятно. Ну что, пойдём, красавица моя?

— Пойдём, любимый.

Взявшись за руки, они неторопливо направились по выложенной камнем дороге. Лала с огромным любопытством оглядывала всё вокруг, смотрела на людей и их наряды, на домки, на ребятню, порой резвящуюся там и сям, на стражников и их амуницию. Неожиданно из-за угла вышел мальчик, ведя на верёвочке чёрную козочку. Рун внутренне напрягся, готовясь к худшему. Успели воробьи всем передать, иль нет, кто его знает. Козочка сразу уставилась на Лалу во все глаза, но боле ничего. Лишь чуть качнула пару раз головой, поравнявшись с ней, и этим ограничилась.

— Ну слава тебе, небо, — с облегчением выдохнул Рун, успокоившись.

— Вон ихний дом, господин, не ошибёшься, народу сколько стоит, — сказала девочка. — Люд сюда только и идёт.

— Спасибо, красна девица, — приветливо кивнул Шэух.

— Пожалуйста, — улыбнулся ребёнок.

Она поспешила к группке женщин, беседующих чуть в стороне, а Шэух направился прямо в дом. Дом гончара это и магазин, и мастерская. Жилые помещения сзади, а спереди, в магазин, входят без стука. Внутри ожидаемо, повсюду были полки с расставленными на них гончарными изделиями. Кувшины всех размеров, кружки, плошки, тарелки, игрушки, даже ёмкости трубкообразные для алхимических растворов. Что-то с узорами, хотя большая часть нет — простому люду не до изысков, им подешевле бы, а знать заказывает у модных мастеров, да и вообще предпочитает глине медь, бронзу, благородство серебра и злато. Посреди этого царствия керамики на табуреточке воссиживал подросток лет двенадцати, белокурый веснушчатый, одет был аккуратно, но босоногий. Сразу поднялся, поклонился вежливо:

— Чего изволите, господин? Какая вам нужна посуда?

— Хочу с отцом твоим поговорить. С гончаром, — воззрился на него спокойно Шэух.

— Я тут работник, — объяснил паренёк, и закричал громко. — Хозяин! К вам пришли.

— По делу или языками почесать? — донёсся мужской голос.

— По делу наверное, — крикнул паренёк.

— Ну, пусть проходят в мастерскую.

— Идите вон туда, и направо, господин, — подросток указал на дверной проём у себя за спиной.

Шэух нырнул в полутьму коридорчика, десяток шагов, и он уже оказался в мастерской. Гончар, молодой худощавый мужчина в тёмном фартуке, месил руками глину. Встал при виде гостя:

— Вы знатный, надо же. К услугам вашим. Чего изволите?

— Изволю расспросить тебя о чуде. Которое, как утверждают слухи, у вас произошло, — без обиняков заявил Шэух.

— Так всё же языками почесать, — выразил лёгкое разочарование гончар.

— Что, цену набиваешь? — усмехнулся Шэух. — Я заплачу, коли чудо и правда было. Сколько?

— Ну… гончар задумался, прикидывая.

— Десять монет устроит?

— Ага, — обрадовался гончар.

— Так было чудо?

— Было.

— Точно?

— Точнее некуда.

Шэух достал кошель, отсчитал десять медяков.

— Держи. Теперь уж поработай языком.

— Чтож, вот вам наша история. Супружница моя болела. Долго. Угасала, — гончар вздохнул. — Всё немогла, пол года мучилась. Спустили денег сколько на снадобья и лекарей. Не сосчитаешь. Но не помогало. Худела, чёрная вся стала. Потом слегла, уже прям ходит еле-еле. А после перестала и ходить. И есть. Вот-вот уж ждали, что отойдёт, и гроб уже купил. Пошёл к жрецам, чтобы про все обряды и поминовенье договориться. Возвращаюсь… и так и сел, аж ноги подкосились. В доме чудо. Все радуются, слёзы утирая. Свекровь тут, мать моя, сёстры, все плачут и смеются. А супруга… Ну, это как бы сложно описать. Прямо красавица, всё что болезнь забрала, вернулось, даже кажется вдвойне. И тело налилось, не стало худобы, а ведь было страшно, одни рёбра. Сил полная. Улыбка на лице… я от таких картин отвык, от её улыбки, вообще от улыбок в доме. И даже волос у неё. Словно набрал в цвете. Столь ярким не был никогда. Вот и весь сказ почти. Стал расспрашивать потом, когда в себя более-менее пришёл. Оказывается, сын нашёл цветок заветный. Искал его недели две. Ему ведун открыл, что есть цветок с четырьмя разноцветными лепестками, выполняющий желания. Белый лепесток лечит, жёлтый даёт злато, голубой приносит удачу, а чёрный карает врагов. Отрываешь лепесток, загадываешь желание соответственно цвету, и оно исполняется. Только одно желание можно загадать. И самое поразительное во всём этом, позже пришёл ко мне ведун, прослышав про исцеление. Дивился на цветок, аж выпучил глаза. Сказал, придумал он его. Не существует эдаких цветков. Он даже не из сказок взял его, а просто выдумал. Чтоб моего малого отвлечь от матери. Уж больно горевал подле неё. Ей тоже тяжело было от этого. Вот так то.