Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— Могла бы позволить и рукой ласкать. Чуть-чуть, — деланно омрачался Рун.

— Могла бы, мой котёнок. Если бы мы были парой не понарошку. Для понарошку этого всё же нельзя. Ты вон итак мне волосы расчёсываешь. Ты, между прочим, первый из мужчин, кто это делает. Кому я разрешила.

— Ну ладно, коли так, — утешился он.

— Всё, Рун, теперь моя очередь, — заявила Лала радостно.

— Очередь чего? — не понял Рун.

— Тебя причёсывать.

Рун рассмеялся, словно услышал нечто очень забавное.

— Я серьёзно, — поведала Лала весело.

Они смотрели друг другу в глаза, и по её взгляду он всё больше понимал, что она и правда не шутит.

— Я же не девица, — усмехнулся Рун.

— Мужчины тоже причёсываются, суженый мой. Вся знать. Рыцари. Ты же хотел быть рыцарем?

— Не надо, — попросил он.

— Надо, — мягко но настойчиво возразила Лала.

— Буду глупо выглядеть.

— Нет, будешь красавец. Ну пожалуйста, любимый. Не упрямься.

Она мило буравила его очаровательными глазками. Рун вздохнул обречённо.

— Ну ладно. Меня и так все дурачком считают. Хуже не будет, я думаю. Крутишь мной, да?

— Должна же я быть настоящей девушкой, — ответствовала Лала довольно.

Он передал ей гребень. Лала встала пред ним, осмотрела его голову. Рун имел небольшую надежду, что это всё же шутка, и она сейчас сядет обратно. Но Лала и правда принялась водить гребнем по его волосам. Ему оставалось только смириться. Рун вдруг ощутил, что происходящее ему приятно, ему нравится её забота о нём, нравится то, что она делает с ним и для него, как могла бы делать мама, или сестра, или жена. Кто-то самый родной.

— Между прочим, ты тоже первая, кто меня причёсывает. Не только из девиц. Вообще, — проронил он.

— Я уже заметила, — рассмеялась Лала. — Эта шевелюра расчёски не знавала, сразу видно.

Она расчёсывала очень старательно. И с одной стороны, и с другой, и спереди, и сзади, придирчиво осматривая результат своих действий.

— Что-то подозрительно, — проговорил Рун с сомнением. — Гребень зацепится, и вдруг раз, как по маслу идёт дальше. Ты там случаем не колдуешь?

— Всё может быть, — радостно отозвалась Лала. — Но этого наверняка ты не узнаешь, мой дорогой.

Наконец она закончила. Осмотрела его голову последний раз с удовлетворением:

— Ну вот, так гораздо лучше. Ты симпатичный. Как бы не отбили.

— Мне почки? Мужики? За глупый вид? — пошутил он.

— Соперницы, Рун, — улыбнулась Лала.

— Ты думаешь, они у тебя есть?

— Всё может быть. Теперь обними меня, заинька. И надо бы уже пожалуй в храм идти, — попросила Лала.

Рун встал, прижал её к себе. Она мгновенно расцвела счастьем. Вздохнула умиротворённо.

— Чудо ты моё крылатое, — молвил он нежно.

— О, что-то новое придумал, как меня назвать, — порадовалась Лала. — Мне нравится, милый.

— А мне нравишься ты.

— Ты мне тоже. Очень.

— Сильно странно выгляжу? — добродушно спросил он.

— Ну нет же, Рун, нет, что ты, — ласково-ласково произнесла Лала. — Ты пойми, я тебя люблю. Ты мой кавалер. Мой жених. Я хочу тобой гордиться. Всем-всем, и внешним видом, и опрятностью. Мне приятно. Так правда лучше. Верь мне. Я никогда не сделаю тебе дурного, не выставлю в глупом свете, тем более в шутку или из прихоти. Ты мне дорог. Наоборот, я забочусь о тебе. От всего сердечка.

— Спасибо, славная моя, — сказал он тепло. И с усмешкой добавил, — Только меру в заботе тоже надо знать.

Ещё приближаясь к храму, Рун с Лалой услышали исходящий из него странный шум. Они переглянулись недоумённо, на вопросительный взгляд Лалы Рун молча пожал плечами, показывая всем своим видом, что сам не понимает, отчего сей шум происходит. В этот раз никто их пред дверями храма не встречал. Они зашли внутрь и тут же слегка оторопели от открывшейся картины. В храме собралось с дюжину священнослужителей, одни в обрядниках жрецов луны, другие солнца, третьи неба, четвёртые северной звезды, южных звёзд, звёзд. В общем, были жрецы всех мастей. Но самое поразительное заключалось не в этом, не столь представительной компании посвятивших себя богу людей, а в том, что сеи святые отцы активно мутузили друг друга. Кто-то таскал кого-то за бороду, кто-то за космы, кто-то колотил по голове томиком псалмов, сидя сверху, кто-то махал кулаками. Всё это сопровождалось воем, воплями, сопением, выкриками отдельных коротких фраз вроде «вот тебе» или «познай кару божью». У Лалы от увиденного отвисла челюсть. Рун тоже слегка впал в ступор. Дерущиеся были настолько увлечены своим занятием, что не сразу заметили приход новых лиц. Но как только заметили, немедленно застыли как вкопанные, в тех позах, в которых были, сидя друг на друге, сжимая зажатые в кулаках чужие волосья. Все дружно уставились на Лалу, и физиономии святых отцов, расцарапанные, в свежих ссадинах, у некоторых с фингалом под тем или иным глазом, расплылись в улыбках умилённого изумления.