— На бегах-то вчера были? — спросил хозяин ковра, едва мы расположились за его спиной.
Абатыч скрипнул зубами, но промолчал.
— Как эта девчонка Бору сделала, а?! — не унимался наш извозчик. — Как младенца! И кто теперь вспомнит, что он мог стать великим, я вас спрашиваю? Зато все будут смаковать это позорище… проиграть какой-то рыжей пигалице, первый раз на козу севшей.
— По сторонам смотри! — проворчал Абатыч. — А то въедем сейчас куда-нибудь.
Хозяин ковра не обиделся. Оглянулся сочувственно на моего спутника и спросил:
— Что, проигрался, брат? Бывает…
До сегодняшнего дня я ни разу не был в тюрьме. Поэтому с любопытством вертел головой по сторонам, пока мы шли длинными коридорами куда-то в глубь Гарибы — императорской тюрьмы, расположенной внутри большой горы на северной окраине столицы. Когда-то Гариба была вулканом, и в доисторические времена преступников просто сбрасывали в жерло. Когда пятьсот лет назад в Империю пришли гномы, вулкан уже давно утихомирился, да и нравы стали более мягкими, и Гарибу было решено превратить в большую императорскую тюрьму. С тех пор под ней вырыто столько подземных ходов, камер, помещений, кладбищ, что полного представления о том, что и где расположено, не имеет сейчас никто. Ходят слухи, что под Гарибой есть большое подземное озеро и даже живут беглые заключенные, но достоверных фактов об этом нет, а пара полицейских экспедиций, организованных Департаментом памяти, вернулась ни с чем.
Лет двести назад за приговоренными к смерти признали право на последнее желание, и стали допускать в тюрьму нас — исполнителей этих самых желаний. В наши либеральные времена казнят не так уж и часто. А ветераны помнят еще годы правления Стояна, когда по последним желаниям приходилось трудиться круглые сутки. Ну да, слава звёздам, те времена давно миновали и официально осуждены Большим Императорским Домом.
Из коридора мы вынырнули в большой зал со множеством выходов и спешащими по своим делам людьми в чёрных шинелях. Тюрьма находилась в ведомстве Департамента памяти, но чисто номинально. Настоящим и практически безраздельным её владыкой был Иштван Шинари, шеф-директор Гарибы, признававший над собой только Императора.
— День добрый, — Абатыч протянул руку огромному троллю, скучавшему возле зарешёченной двери. Тролль осторожно пожал её своей огромной лапищей и вопросительно посмотрел на меня.
— Это со мной, — кивнул Абатыч, — смену готовлю. Инспектор Потапенко, можешь звать его просто Горычем.
Великан неожиданно оживился и с интересом посмотрел на меня.
— Это не ты Департаменту на лицо наступил? — дружелюбно пробасил он.
— Он, он, — ответил за меня Абатыч и добавил, — выражение такое у троллей. Объехал на кривой козе, значит.
И тут же скривился, как от зубной боли. Воспоминание о вчерашних бегах явно не улучшило моему спутнику настроения.
Даже в сидячем положении тролль возвышался надо мной на целую голову. Поэтому, когда он одобрительно хлопнул меня по плечу, я чуть не шлепнулся на пол. Да уж, Департамент памяти не любили даже в тюрьме.
— Пойдёте прямо до щербины на углу, — тем временем давал указания тролль, — затем налево до столба, что от старой виселицы остался, а затем ещё раз налево пятая…нет, шестая камера. Бакенщик там сидит, что на прошлой неделе поймали. Три дня до казни осталось.
— Бакенщик? — удивился я.
Но мой возглас утонул в проклятиях Абатыча.
— Ядовитого ежа в горло этим бюрократам! — возмущался он. — Крысы чернильные! Раньше нельзя было вызвать? Три дня! А если он луну с неба попросит?!
— А вы и такие желания исполняете? — заинтересовался тролль.
— Приговорят тебя, — буркнул Абатыч, — тогда и узнаешь. Пошли!
Стальная решётка на входе поднялась, и мы вошли в небольшое помещение с единственным горящим светильником. Пока мои глаза привыкали к полутьме, Абатыч разыскал встроенный в стену шкаф с надписью МУП «Счастье» и вытащил оттуда балахоны из грубой серой ткани и толстую палку с остро заточенным наконечником.
— Крыс бить, — пояснил он.
— А нас что, никто провожать не будет? — удивился я.
— Вот ещё, — хмыкнул Абатыч. — Им за это не платят. Так что всё ценное оставь здесь в шкафу. Да ты не пугайся, Горыч! Это поначалу боязно, а потом привыкаешь… Три тысячи шайтанов! Чует моё сердце какую-нибудь пакость нам этот бакенщик готовит.
Мы подошли ко входу в подземный лабиринт, также забранному крепкой решёткой, и Абатыч крикнул троллю:
Читать дальше