Мэделин Ру - Восход теней [litres]

– Тайо желает стать моей посланницей, – объяснила Таланджи. – Стать моими глазами и ушами, служить мне, как Зекхан служил тебе.

Ничуть не смутившаяся, троллиха безбоязненно, очаровательно улыбнулась.

– Если бы не она, ловушки Гнилостеня разнесли бы нас на куски, – с усмешкой ответил Тралл. – Мы будем рады видеть ее среди нас.

– А я – Зекхан, – представился юный тролль, безуспешно пытаясь расправить плечи под толстым слоем жестких бинтов. – Честное слово, под всем этим я очень даже симпатичен. Вернее, стану очень даже симпатичен, когда сгоревшие волосы отрастут.

Все трое присоединились к длинной колонне воинов, уходивших из Зандалара через портал ночнорожденной, и Таланджи охватила внезапная грусть. Казалось, без них в столице сделается как-то… пусто.

Однако трудам королевы конца не бывает. Охраняемая парой растарских ликторов, Таланджи отправилась в долгий путь назад, в Великую Печать. Проделать его надлежало пешком, среди своего народа. Едва они подошли к лестнице, ведущей из порта наверх, к Таланджи, ловко проскользнув мимо стражей, подбежала девчонка, троллиха лет семи. Ликторы бросились к ней, но Таланджи отрицательно покачала головой.

– Пропустите, – велела она, опускаясь на колени.

Девочка сунула ей в руку смятый пурпурный цветок.

– Это тебе.

– Вот так подарок! Спасибо, – ответила Таланджи. – Не знаю, достойна ли я его, но постараюсь его заслужить.

– Мама говорит, ты недостойна. Говорит, ты заставишь нас поклоняться Бвонсамди, – выпалила девчонка, нахмурив лоб и качнув из стороны в сторону сцепленными за спиною руками. – Пожалуйста, не заставляй нас ему поклоняться! Мне больше нравится Гонк!

– Ну конечно, – сказала Таланджи, легонько коснувшись ее подбородка. – Гонк – Повелитель Стаи, как же его не любить? Ему следует приносить много-много жертв и каждый день петь хвалы! Чтобы наши солдаты росли большими и сильными, чтобы поля и моря радовали нас изобилием, чтобы зандаларский народ не хворал, нам, малышка, нужны все лоа до одного. Да и Бвонсамди не так уж плох! Он помог нам разбить силы мятежников, он бережет наши души, хранит нас от опасностей, когда нам наступает пора покидать этот мир.

Девчонка наморщила нос.

– Выходит… выходит, мама неправа?

– Отчего же, тревоги ее справедливы, но ты передай ей вот что: шептать мне на ухо, помогать добрым советом, будут все лоа. Все, – без тени улыбки сказала ей Таланджи. – В этом ручаюсь словом – и перед нею, и перед тобой.

– Ура!

Восторженно взвизгнув, девчонка исчезла в толпе.

К тому времени, как Таланджи ответила на все вопросы, заданные ей в порту, а потом на базаре, и добралась до дворца, небеса потемнели, окрасились синью индиго и морских волн, солнце сделалось нежным, сочным, как спелый апельсин. В коридоре у входа в зал совета служанка, снимавшая со стены гирлянды цветов, что-то тихонько напевала себе под нос, издали доносился негромкий, глухой стук барабанов.

Достигнув королевских покоев, Таланджи прошла в гардеробную, сняла корону и бережно уложила ее в ларчик, выстланный бархатом, а обернувшись к бассейну, чтоб ополоснуть лицо, вздрогнула от неожиданности. В пурпурном сумраке, окутывавшем балкон, темнел силуэт Бвонсамди.

– Громкие же слова сказала ты нынче этой девчонке на рынке.

Таланджи скрестила руки на груди.

– А ты с ними не согласен?

Лоа, пожав плечами, задумчиво забарабанил пальцами по щеке.

– Мы с тобой порешили: ты меня защищаешь, и нашим узам, нашему договору конец. Я, девочка, слово свое держу.

С этим Бвонсамди подался назад, поднял руки, и воздух, собранный им в пригоршни, начал синеть, синеть, налился чернотой. Обвившие предплечья лоа токи энергии устремились вперед, слились в вихрь и постепенно, мало-помалу, обрели форму полупрозрачного, призрачного кинжала. В комнате сделалось невыносимо холодно, вокруг клинка ветром зашелестели, зашептались о чем-то непостижимом зловещие потусторонние голоса.

– Подойди ближе, – сказал лоа. – Этот кинжал рассечет наши узы.

Что-то так и подталкивало, соблазняло пустить кинжал в ход, однако Таланджи отпрянула прочь, вернулась к кровати, заулыбалась, глядя на Бвонсамди.

– Я над всем этим подумала, – сказала она, сбросив сандалии и принявшись растирать ноющие ступни. – Сказанное той девочке – чистая правда. Придется тебе, Бвонсамди, поступиться толикой власти, разделить право голоса в важных делах с остальными. Да, ты – защитник короны, но если так пойдет дальше, тебе станет нечего защищать. Ты – по-прежнему лоа королей, но и Гонк, и Па’ку, и Акунда, и все прочие лоа… без них нам никак.