Евгений Шепельский - Схватка

— Как… ты… Кто донес? Как ты проведал?

— Котик, — сказал я, почесывая Шурику мохнатое ухо. — Он умеет читать мысли. Ну, ну, Валтор… Не смотрите таким взглядом. Вы не узнали малута, вы назвали его жирненьким, и предположили, что это некая заморская порода… А ведь все придворные — все, даже придворные третьей категории! — бывали в зоосаде, и все они знают, что порода эта называется «малут», и опасаются малутов, ибо эти коты действительно умеют убивать.

— Кхгм… — проронил Бришер несколько стыдливо. — Я тоже того, не знаю, что это за дивный бес… Не бывал я в зоосаде… да, не бывал. Мне там скучно! А кот и правда жирненький. Накуролесил он на берегу, конечно… Убийца!

— Вы, Бришер, исключение из правил. Так что же ваш наниматель, Валтор? В добром здравии поживает?

— Ренквист живой. Ты его пырнул в шею, но рана уже затягивается. А больше ничего тебе не скажу! Режь, кончай меня.

Вот как, сам выдал своего нанимателя. Я-то даже не предполагал, что это Ренквист.

— Да зачем же мне вас кончать? Вы же пока ничего не сделали… Хотели сделать, конечно, но не сделали. Вы, Валтор, как вижу, настоящий художник?

Рыком он подтвердил мою версию.

— Давайте предположу: ремесло не кормит вас? Давайте скажем проще: вы — бездарь.

— Я не бездарь! Ты… Не бездарь! Я художник! Я умею рисовать!

— Умеете рисовать? Воловьим хвостиком? Слоновьим хоботом? Собственной задницей? Хорошо рисуете круги под глазами и черные квадраты на стенках нужников?

— Я не рисую черные квадраты, ты… ты!.. И красные квадраты я тоже не рисую! Я не бездарь, чтобы такое рисовать! Я рисую портреты! Я умелый портретист!

На самом деле, первым черный примитив изобразил французский художник Альфонс Алле. И называлась сия картина «Битва негров в пещере ночью», но, естественно, сила рекламы такова, что у нас больше знают раскрученную и глубоко вторичную супрематическую ерунду Малевича. И красный прямоугольник тоже нарисовал Алле, и называлась картина сия «Сбор помидоров апоплексичными кардиналами на берегу Красного моря». И все это были шутки, никто не возводил черные и красные примитивы в ранг высокого искусства.

Меж тем разверзлись бездны, и несколько минут я выслушивал горячечную исповедь художника, не снискавшего славы, а значит и денег. Внебрачный сынуля одного из мелких баронов, еще не завоеванных Ренквистом. Жил на границе владений Ренквиста, пытался рисовать, зарабатывать этим на жизнь. Зарабатывать этим не получилось. Портретистов — как в моем земном веке писателей — развелось слишком много, хлеба на всех не хватало. В конце концов плюнул и предался ремеслу бретера — дрался за других на дуэли, или просто вызывал на дуэль, убивал и обирал мертвеца, что не являлось нарушением дуэльного кодекса. Благодаря бычьей силе и верткости — умело завоевывал призы… Люди Ренквиста нашли, предложили много денег, чтобы прикончил бесноватого архканцлера — а то, что я бесноватый и кровожадный — так об этом все знают… тут уж фракции Коронного совета позаботились, убить такого — не грех вовсе…

— Пытай! — заключил Валтор. — Пытай, казни. Мне плевать на все.

— А если я сделаю с вами кое-что другое?

Он предпринял яростную попытку освободиться из объятий Алых — как видно, решил, что «кое-что другое» будет куда хуже пытки, такая простая средневековая и вульгарная психология.

— Что же? — спросил, тяжко отдуваясь. По тролльего роже с выставленным акромегалическим подбородком текли ручьи пота. — Нет уж, господин хороший, лучше прикажите вскрыть мне горло!

— Зачем же мне вскрывать вам горло? Я лучше превращу вас в самого популярного художника Норатора.

Он задохнулся:

— Как?

— Да легко. Вы умеете рисовать. А я имею власть в Санкструме. И я употреблю ее с той целью, чтобы сделать из вас популярную особу.

По телу его прошла крупная дрожь. Да, да, медные трубы — это то, чего он хотел, чего он жаждал всей душой, сердцем и даже пропитой печенью. Наверное, все творческие люди таковы — им нужна слава как подтверждение их таланта, а может быть, и гения.

— У меня есть газета. Вы знаете, что такое газета, Валтор? Когда вы исполните свою роль — я устрою вам немалую рекламу… — Мне пришлось вкратце пояснить ему смысл этого слова. — Такую рекламу, что к вам будут выстраиваться очереди. И ваши портреты украсят стены лучших домов Норатора. И стены Варлойна украсят. А позднее, когда слава ваша начнет шириться, к вам начнут приезжать и заказчики из-за границы.