— Я не беру взяток.
— Но… как же, мастер Волк… Ведь в первый день… брали?
Хм… как же ему пояснить про репутационные издержки…
— Это мелочи от мелких людей… Презент за знакомство, который ни к чему не обязывает, однако показывает, что я не честный маньяк, и со мной в перспективе можно иметь дело. А принять большую взятку у такого, как Маорай — это негласно стать на его сторону и прослыть человеком по-настоящему продажным. Я не взял, и вскоре весь Варлойн будет знать, что по-настоящему меня купить невозможно. Репутация, Шутейник, это то, из чего состоит человек. Репутация дороже денег. А подтвержденная репутация — дороже самых огромных богатств.
И еще, дорогой мой гаер, есть момент, который я не буду проговаривать: я хочу зарабатывать для государства более-менее честно. Можно считать это блажью. Можно — принципом. Можно — краеугольным камнем моей политики.
— Но ведь деньги… мы беднее весенних мышей в подполе крестьянском!
— Деньги будут. Ты помнишь о нашем деле. Твои актеры работают?
— А как же, мастер Волк, как и велено — работают. Я им, как и велено, сказал весь Норатор бумагами обклеить с этой, как ее, рекламой! И слухи они распространяют и золотишком вашим сорят как надо. О, они в этом доки — насчет слухов-то! А уж чужое золото истратить — им легче, чем высморкаться.
— Сегодня мы вернем короне Университет и вечером начнем печатать нужные бумаги. Заметь — официальные, заверенные архканцлером бумаги. Никакого обмана. И спустя неделю у нас будет много больше тридцати тысяч, потребных для выплаты дани.
Шутейник покрутил вихрастой головой.
— Вы думаете, сработает? — спросил с сомнением.
— Всегда срабатывало.
— Срабатывало… там? — Он избегал называть мир, из которого я прибыл, «Землей», хотя и знал, как он называется.
— Да, конечно. С довольно старых времен. Понимаешь, Шутейник, человеком… Да в общем, думаю, любым разумным существом — движет демон азарта. Без демона азарта мы были бы слишком правильны и скучны. У кого демон мелкий, у кого покрупнее… Но есть он у всех, может, за исключением отъявленных святош.
— Не у всех мелкий, — раздумчиво молвил Шутейник.
В коридоре-приемной — о, как же безмерно я удивился! — меня уже ждали и бургомистр Таленк и Баккарал Бай; бобровая красная шапка и красная же бобровая шуба с мотками золотых цепей. В коридоре было душно и тесно от телохранителей обоих вельмож и от самого Баккарала, которого принесли на массивных носилках из лакированного дерева, преизрядно прочных на вид, чтобы упитанная задница дюка всех дюков чего доброго не провалилась. Бедного Блоджетта с его конторкой оттерли к самому краю стены, напротив дверей в ротонду: он был бледен, но героически держал оборону, ибо пара шнырей Таленка и Бая спорили, кому входить к архканцлеру первым.
Таленк кивнул мне, колыхнулась бобровая шапка. Он ее что, даже в постели не снимает? Дюк всех дюков застыл на паланкине, похожий на груду давно сгнивших яблок.
Чудная картина. Еще вчера я был для них никто, ноль, ничтожество, комарик, которого можно прихлопнуть, предварительно унизив, а сегодня они уже спешат ко мне и бьются за право явить свою особу пред очи архканцлера!
— Первым зайдет господин Баккарал, дюк всех дюков, — сказал я веско.
— Ы-ы-ых! — донеслось с носилок. Туша Баккарала даже не пошевелилась.
Тощий человек в сером, тот самый, что встретил меня недавно на эспланаде, выступил вперед и перевел:
— Господин Баккарал Бай, дюк всех дюков, говорит: все дела с архканцлером он вершит через свое доверенное лицо — Крастена Обри. Меня.
— Чушь. Если дюк дюков хочет получить то, за чем пришел — он сам, лично, войдет сейчас в покои архканцлера и будет с ним говорить с глазу на глаз.
— Ы-ы-ых!
— Господин Бай настаивает…
— Господин Бай что, не умеет говорить? Или силы экономит?
— Ы-ы-ых!
— Господин Баккарал…
Демонстративно не слушая, я распахнул настежь двери предбанника, затем — двери в кабинет. К счастью, местная архитектурная мода среди богачей любила широкие и высокие двери, и дюк всех дюков мог пройти в кабинет, даже не поворачиваясь боком. Ну а если ноги уже не могли ему служить, его свободно могли внести на носилках.
Я занял место за столом и крикнул в зев предбанника:
— Я жду дюка всех дюков!
Прошло два десятка секунд, и безудержная алчность победила спесь. Я услышал что-то вроде грохота. Туша дюка дюков заслонила двойной проем. Он умел ходить, правда, делал это, как актер, играющий в резиновом костюме Годзиллу в старых японских фильмах — тяжело перенося вес с ноги на ногу, бултыхаясь всем телом, словно внутри костюма была налита вода.
Читать дальше