Пвел Фром - Семь ступеней в полной темноте

одним рывком. Что это был за миг! Сердце его ликовало.

Гарпия на мгновение потеряла сознание, но быстро оправилась от удара. Только к ее

неописуемому ужасу было уже поздно. Кузнец рывком сорвал перевязь из тонкой кожи, что прикрывала ее промежность. Она отбивалась когтями и хлестала его крылами, оставляя глубокие кровавые раны, но… все было тщетно. Он надругался над ней прямо

там, в чистом поле, под взорами тысячи звезд. Надругался над телом, над честью, играючи

сломив волю, поверг в смятение и прострацию. Она скребла когтями оземь и пыталась

вырываться из его грубых силков… но все продолжалось, как и сейчас. Он вбивал в нее

свой граненый жилами кол, надсадно рыча и свирепея. Сама она была выше, в разы

сильнее любого из смертных, а еще старше на добрую сотню лет. И легко смогла бы убить

наглеца. Но, жизнь безжалостно преподносит свои сюрпризы. Этот ненормальный человек

оказался чудовищно силен.

Когда луна пошла на убыль, молодой кузнец спохватился. Выкинул плуг, разорвал мешок, и воспользовавшись замешательством связал ее крылья. Крепко схватил за руки и ноги, взвалил на плечи, словно убитую лань и побежал… Бежал он долго, быстро и без

остановки. Очнулась она уже в подвале, в цепях и с ошейником. Вся в его мерзкой крови, мокрой траве и ошметках земли. Он даже не удосужился снять с нее шлем и латы. Только

срезал остатки кольчуги с пояса и сковал ноги цепью, зачем-то обмотав бинтами. Она тут

же от них избавилась, о чем скоро пожалела. Грубые железки невыносимо натирали ноги.

С этого момента он приходил каждую ночь. Неслышно входил, натягивал цепи и

набрасывался на нее без всяких церемоний. Совокуплялся неистово, несколько часов к

ряду, как дикий зверь. Наполнял ее чрево своим семенем, и медленно выпадал. Наспех

омывал промежность холодной водой, оставлял еду, питье, ослаблял цепи и так же тихо

уходил. Она же, опускаясь на трясущиеся колени, отползала в угол и засыпала

мертвецким сном, надеясь, что утром этот кошмар кончится.

Кормил он ее на удивление хорошо. Всегда приносил полную корзину. Там были и

фрукты, и приготовленное на огне мясо, и молодое вино. Однажды даже принес чашу

остывшей крови. Очень кстати… ведь именно этого ей хотелось той проклятой ночью.

Пролить много свежей горячей крови. Впрочем, нужды то в этом не было особой. Все ее

гордыня! Желание владеть и побеждать… Она забыла о главном, чему ее учили - никогда

нельзя недооценивать противника. Друг то или враг. Даже если он слаб, болен или

безоружен. В борьбе за жизнь правил нет. Зато, теперь было время подумать об этом.

Море времени, и темный подвал… И эти цепи! Боже, как же все чесалось! Как ныли

перетянутые крылья и растревоженная промежность. Как больно, неприятно, а главное -

дико обидно! Не для этого она рождена, не так должна закончить жизнь!

Ей так хотелось кинуть кличь о помощи, чтобы ее сородичи налетели и сровняли этот

городок с землей. Но она прекрасно понимала, что крестьяне расправятся с ней куда

быстрее чем придет помощь… И потом, что она скажет!? Как объяснит все это? Боже…

какой позор!!! Да и с сородичами, она, пожалуй, погорячилась. Кто знает, что ее ждет в их

руках после всего содеянного...

Пока ненавистные мысли раздирали ее изнутри, кузнец, напористо понуждавший ее

плоть, вдруг замер и прислушался… Различив в тишине сдавленный девичий плачь, он и

вовсе растерялся. Глядя, как она тихо, почти беззвучно стенает, он уже не мог

продолжать. Ненавистное живое орудие, мгновенье, назад взбивавшее ее соки в пену, как-то сразу обмякло и выскользнуло наружу. Вид у кузнеца теперь был сконфуженный и

удрученный. Что-то явно было не так… она точно почувствовала в нем перемену. Постояв

в нерешительности какое-то время, ненавистный мучитель все же омыл ее, не глядя

подвинул еду и удалился.

Издавна повелось, что гарпии - дикие ненасытные твари с жуткими голосами и

отвратительными, уродливыми мордами. Их следовало нещадно жечь и избивать по всем

канонам церкви. Истинно верующему человеку и в голову не могло прийти, что-то иное, но это… Кузнец не спал почти всю ночь. Ворочался и мучился всякими мыслями. А не

ошибся ли он… в праве ли такое творить!? Снова в голову пришел рассказ старца. Ведь

если быть с собой честным, он описывал гарпий иначе, приравнивая к животным, к тварям

с мерзкими повадками и ненасытным аппетитом. Кузнец по сути своей не был человеком