Владимир Иванов - Лёд и разум [СИ]

Пустырь ошеломлял. Но еще больше ошеломляло расхождение между воспоминаниями и действительностью. Я прошлась по пустырю. Бетонный бой, торчащая арматура, проржавевшие бочки, заросли почерневшей крапивы, тронутые ржавчиной тяжелые металлические балки под одним из навесов — церковью здесь и не пахло.

Я долго бродила по пустырю, пытаясь найти хотя бы что-то напоминающее о церкви. И ничего. Разочарование. Усталость. Озадаченность. Я вышла за ворота. Ничего не замечая, прошла мимо скамейки. Меня словно волной окатило. Волной раздражения. Я остановилась, повернула голову: на скамейке сидел…

— Приветствую, мисс Хьюз, — Александер поднял голову, посмотрел на меня и ослепительно улыбнулся. — Я очень рад видеть вас.

— А я вас не очень, — наверное, стоило убежать. Вряд ли этот напыщенный блондин побежал бы за мной. Такие красавцы не бегают за девушками и ждут, что те сами будут бегать за ними, вешаться на шею и отдавать самое дорогое, что у них есть. Личное время, которое можно потратить на самосовершенствование.

— Садитесь, — Александер демонстративно поерзал на скамейке, как бы освобождая место, коего и так хватило бы на двух меня. — Давайте поговорим о случившемся недоразумении.

— Не буду. Вы мне не нравитесь. Я не знаю, кто… Вернее, что вы такое. Я видела, что вы можете сделать и…

— Мисс Хьюз, — мягко перебил он меня, — поверьте, я знаю, что вы такое, и мне это тоже очень, очень не нравится…

— Да? — я нахмурилась. — И что же я такое?

— …но это же не повод для ненужных ссор, — он как будто и не заметил моего вопроса. Александр расслаблено облокотился на спинку скамейки, не боясь запачкать черный пиджак, и дружелюбно смотрел на меня. Блондин чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Похоже, себя он относил к хищникам, а меня считал своей добычей, потенциальной жертвой, с которой можно немного поиграть. — Я не собираюсь причинить вам вред.

— И в церкви вы не хотели причинить мне вред? — надо было уходить отсюда, как можно скорее, но любопытство удерживало меня.

— А зачем? — в его руке возник хрустальный бокал, заполненный темно-бордовой жидкостью. Александр отхлебнул, закатил глаза, покатал выпитое во рту, причмокнул. Блондин как будто забыл про меня. Решил потянуть паузу?

Ну что ж… Я тоже умела молчать. Когда дед начинал рассказывать о войне, а рассказывал он о ней часто, лучше было хранить молчание. Любое нечаянно сказанное слово могло вывести его из себя, и он, крича о красной угрозе, бежал прятаться в окоп… в смысле, в подвал, а потом выбирался оттуда с охотничьим карабином и выбегал из дома. Бедные соседи: дед врывался к ним, обвинял в работе на мировое коммунистическое подполье, грозил перестрелять — неудивительно, что они менялись так часто.

— Видите ли, — Александер отшвырнул бокал, и тот растворился в воздухе, так и не долетев до земли. — Обычно, когда я хочу причинить вред, то причиняю его. Мои возможности, поверьте, достаточно велики для этого.

— Да? — я позволила себе чуть улыбнуться. — Но из церкви-то вас вышвырнули…

— Не надо! Я позволил себя вышвырнуть, — снисходительно сообщил блондин и разгладил чуть смявшийся галстук. — Пусть Хранители не особо сильны, но хитростью они не обижены. Это могла быть ловушка, обманка, подстава. Всё, что угодно. Хранители могли придумать что-нибудь эдакое, чтобы задержать, чтобы поймать, чтобы отправить меня обратно. Потому я действовал осторожно, исподволь, зато теперь точно знаю, что Источник где-то здесь.

— Источник? Хранители? — неужели пришло время ответов, и я смогу разобраться во всём? — Кто они такие? Кто вы? Что вы не поделили?

Александер не смотрел на меня, его гораздо больше интересовал пустырь за воротами. Голубые глаза мерцали. Потянуло холодом, и я, проследив за его взглядом, чуть не ахнула.

На пустыре постепенно проявлялась церковь. Как будто она до этого пряталась в пустоте, а теперь сделала шаг вперед, выходя наружу. Кирпичные стены, покрытые морозными узорами, казались нереальными, полупрозрачными. Разноцветные витражи превратились в сине-белые льдинки. Заостренные башенки казались вершинами заснеженных елей. Солнце отражалось от ледяной кровли, било по глазам, ослепляло. Единственной не замороженной частью церкви оставалась массивная дубовая дверь. Она манила меня, она просто мечтала, чтобы я открыла ее.

Один шаг. Я сделала всего один шаг, и церковь бесследно исчезла.

— Что происходит? — я обернулась и хмуро посмотрела на Александера.