Святослав Логинов - Быль о сказочном звере [сборник рассказов]

Пьер медленными механическими движениями снял куртку и положил на стол руку. Трефуль высоко поднял тесак и с силой опустил.

В самое последнее мгновение он вдруг до ужаса зримо представил, что сейчас произойдет, и успел рвануться назад, ударив мимо. Тесак вонзился в стол, расколов его до половины. Одновременно Пьер, жалобно и тонко вскрикнув, дернул руку, вскочил и, ударившись о дверь, выбежал вон.

Трефуль взял брошенную куртку, поднялся в комнатушку мальчика. Там было пусто.

- Пьер, - позвал Трефуль.

Он спустился вниз. Входная дверь была распахнута, на пороге валялся оброненный деревянный башмак. Трефуль постоял, глядя вдоль улицы, поднял башмак и прикрыл дверь. Он понял, что Пьер не вернется.

Стефан Трефуль остался один. В лаборатории поселилось запустение, лишь по четвергам зажигался огонь в печах и свечи на столе. Мельхиор Ратинус рассказывал городские новости. О Пьере он ничего не слышал, а Кристина, по его словам, как и прежде, жила вдвоем с матерью. Молодой человек, домогавшийся любви Кристины, не преуспел в своем намерении и, впав в отчаяние, хотел даже жениться на ней, но неожиданно получил отказ и, оскорбленный, уехал куда-то.

Трефуль, кивая, слушал речь друга, а оставшись наедине с собой, сидел, безотчетно о чем-то думал или дремал.

Однажды в конце лета, он, как обычно забылся, сидя в своем кресле. Проснулся от какого-то шума и сначала не мог сообразить, где он и что с ним. Он с трудом узнал потонувшую во мраке лабораторию, а затем понял, что в кресле напротив, где обычно устраивался Ратинус, кто-то сидит.

- Кто здесь? - спросил Трефуль.

- Это я, мастер, - ответила Кристина. - Простите, что я нарушила ваш запрет и пришла сюда, но у меня очень важное дело.

Стефан зажег свечу, поставил ее на край разрубленного стола подальше от себя.

- Учитель, - сказала Кристина, - я должна признаться... Я не кинула бы алхимии, выйдя замуж, я отказала ему совсем по другой причине... но он не верит, что я хожу сюда только ради вас, он подстерег меня на улице, обругал, а потом взял нож и ударил...

- Ты ранена?! - Трефуль подскочил. - Куда? Я сейчас перевяжу...

- Не надо. Гиппократ учит, что если рана нанесена в живот и из нее изливается мало крови, то такая рана смертельна. Я хорошо запомнила ваши уроки, мастер.

- Перестань! - закричал Трефуль. - Ты не умрешь! Я приведу сюда весь медицинский факультет...

- Учитель, - прошептала Кристина, - дайте мне сказать. Вы должны кончить ваше делание. Я вернулась для этого. Когда я начну умирать, вы возьмете все, что вам надо, и проведете синтез. У вас получится, я знаю... И еще... Я хотела сказать, что люди должны появляться на свет обычным путем, пусть даже не совершенными и не всезнающими. Так лучше... Не моя вина, что вы думаете по-другому...

Голова Кристины поникла, пальцы рук сжались в кулаки, потом медленно распрямились. Стефан Трефуль, замерев смотрел на тело своей ученицы. И вдруг вскочил.

Кристина, умирая, добралась от своего дома сюда, чтобы он мог закончить этот проклятый опыт! А он сидит, смотрит, как тепло уходит из ее тела, и ничего не делает!

Одну за другой Трефуль подпалил двенадцать свечей в высоком шандале и бросился к ящику с инструментами.

День и ночь в запертой лаборатории звенели, падая в фаянсовые чаши, капли, свистел пар и дребезжало стекло. Стефан Трефуль, состарившийся и полубезумный, колдовал вокруг большого аламбика, который теперь воистину был яйцом философов. На теплую стенку яйца он смотрел с ненавистью, но никогда не забывал питать его процеженными экстрактами, тончайшей живой материей, извлеченной из плоти новорожденных ягнят или печени теленка.

День и ночь в дальней комнате горел огонь, чтобы воздух, идущий по трубам умеренной теплотой согревал аламбик. За всем Стефан следил сам, не пуская наемных рабочих дальше двора, так что даже еженедельные беседы с Ратинусом не имели вида прежней степенной неторопливости, ибо хозяин то и дело срывался с места, чтобы проверить действие анаторов и работу дистилляторов.

Одна ненависть двигала Трефулем. Он обязательно должен довести до конца свой труд. И когда огненный и безупречный человек появится на свет, Стефан задаст ему всего один вопрос: "Правда ли, что тебе известно все в прошлом, настоящем и будущем?" - и, услышав гордое: "Да", добавит: "Значит, ты знаешь, что сделаю я с тобой сейчас..."

Сорок недель огонь пожирал сухой березовый уголь, искрились растворы, просачиваясь сквозь плотный шелк, гремел агатовый пест, дробивший части животных, и надсадно жужжала карусель. Яйцо философов, в котором неуклонно созревал микрокосм, дышало теплом.