Игорь Осипов: Некромант. Новелла о непутёвой ученице [СИ]

Кожура под её тонкими пальцами лопнула, и по рукам побежал сок.

— Точно не завтра. Завтра мы тебе книги в библиотеке возьмём. Купим ритуальные принадлежности. Да и вообще, замолкни. Голова болит.

— Да-а-а? — ехидно протянула Мираэль, а потом ухватилась рукой за колючий стебель розы, растущий вдоль дороги.

— Мира! — закричал я, схватившись за своё запястье.

— Нить Миссаны снимешь?

— Нет! — огрызнулся я. — Теперь я в ответе за тебя и не хочу, чтоб что-то случилось.

— А так?

Племянница подняла с дороги гвоздь и ткнула себе в бедро. Было видно, что она стиснула зубы от боли и захромала.

— Нет, — дёрнулся я, — я лучше откажусь от тебя. Отдам другому на попечение. Например, магистру Тулию.

— Да ты рехнулся! Все знают, что он извращенец! У него наложницы мёртвые! Я к нему не пойду! — закричала Мира, указав рукой куда-то в сторону, словно именно там находился мой коллега.

— Тогда к магистру Маркерию Край.

— А этот старый, как какашки Первого бога! Он даже двух слов связать не может.

— Он сильнейший в округе.

— Он был им полвека назад!

— Тогда прекрати дурью маяться, — произнёс я.

Дальше мы некоторое время шли молча. Но это молчание, как ни странно, прервала не Мира, а Таколя.

— Гашпадин, дажвольте ваплош? — наконец, осмелев, осторожно заговорила она, когда наше путешествие уже подходило к концу.

— Да, спрашивай.

— Жачем у них машки на личщэ?

— Когда кто-либо из нашего народа умирает, то тело не предают погребению, а поднимают и вновь заставляют приносить пользу обществу. И чтобы лица родственников и друзей не сильно бередили душу, их закрывают. Сначала ведь мертвяков использовали там, где даже каторжане мёрли, как мухи, от непосильного труда, либо в виде солдат первой линии, ведь никому неохота махать киркой в угольной шахте, таскать по болотам бревна или получать первые удары вражеских копий и стрел. Это потом стали закупать для быта.

— Гашпадин, а что вы тагда земле пледалёте?

— Во-первых, мы не хороним, а сжигаем, а во-вторых, нежить со временем тоже рассыпается. Кроме того, родственникам умершего перед поднятием тела отдают сердце покойного. Его и предают огню. В специальном месте, которое зовётся Полем Покоя, ставится камень с небольшой нишей, куда вкладывается посмертный сосуд. Это такая кубышка размером с кулак. Она из стекла. Туда помещается прах, крышка плотно запечатывается прозрачной смолой и накладывается заклинание. Внутри в ритме живого сердца бьётся цветной огонь, а посмертный сосуд издаёт тихий стук. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Очень красиво ночью. Сверчки, ночные птицы и пульсация сердец. Камнем ведь не ограничиваются, часто там такие произведения искусства, аж дух захватывает. Статуи, миниатюрные храмы, фонтаны, стенки с барельефами и мозаиками.

— Штлашно, — тихо ответила рабыня.

— Не знаю, мне не страшно.

— Там ночняк, — произнесла Мира.

— Что?

— Ну, очень хорошо летней ночью. Мы там с девчонками вино пьём, — пояснила племянница таким тоном, словно я законченный недоумок.

Ох, уж эти подростки.

— А мама знает?

— Неа. Но ты же не скажешь. Я же твоя любимая ученица.

Я усмехнулся, и все снова замолчали.

Мы шли дальше по городу, один раз уступив дорогу паланкину, несомому четвёркой умертвий, оттуда мне кивнула с приветливой улыбкой знакомая горожанка. Я махнул рукой в ответ, а потом показал ладонью на пышную процессию посреди небольшой мощёной площади, обращаясь к Таколе.

— Смотри. Что ты видишь?

Таколя, затравленно уставившись на людей и не ответив, остановилась.

Толпа окружала фигуру воина в стальном доспехе-лорике и коротком шелковом плаще белого цвета, с полированной до блеска серебряной маской на лице, изображающей скорбь. Воин неподвижно стоял, держа в одной руке большой прямоугольный щит, а в другой копьё. На поясе у него в алых ножнах висел гладиус.

— Это похороны, — продолжил я монолог для испуганной девушки. — Ты спросишь, кого хоронят? Его. Того, кто стоит по центру. Да, он уже мёртв и поднят силами мастеров. Он мёртв, но продолжит служение родине, оставив своё сердце дома. Только достойные после смерти стерегут своих вдов и сирот.

— Чудосветность полнейшая! — восхищённо глядела на процессию Мира.

Меж тем воин сделал шаг, а затем другой. С каждым шагом окружающие его люди прикасались к мертвецу, оставляя разноцветные отпечатки ладоней. Синие, красные, золотые. Это были пожелания удачи не умеющему слышать и говорить, переставшему жить. Тому, чьё сердце осталось сверкать на Поле Покоя. Воин шёл ровным и лёгким шагом к распахнувшему объятия в ритуальном приветствии некроманту от пятого пограничного легиона.